В Москву!
Шрифт:
Тогда майор наконец-то украл. Страдал, видит Бог, но украл. И не просто украл, а присвоил деньги, положенные его солдатам за год службы в Чечне. Вышел в отставку, забрал из Минска семью и переехал в Сочи, поближе к любимому климату.
Через год он построил в горах лучший в городе ресторан и назвал его в честь кубинской деревни, в которой служил. Майор снова был счастлив, и ему ни за что не было стыдно.
Борис с удовольствием разглядывал уменьшительно-ласкательные суффиксы и орфографические ошибки в меню. Ресторан, в котором, как и во всех местных ресторанах,
Салат Куринный (курочка, огурчики, майонез)
Салат Фирменный (отведайте — и убедитесь!)
Салат Цезарь (классика — это всегда вкусно!)
Салат Греческий (комментарии излишни!)
И в конце предлагали коронное блюдо — бифстейк фламбированный с коньяком в авторском видении вкуса.
— Скажите, а местные люди ходят в школу? — спросил Борис.
— Конечно, ходят, — ответила, удивившись, Нора.
— И вы ходили?
— Естественно.
— Хорошо учились?
— Серебряная медаль.
— А скажите, «курица жареная» как правильно — две «н» или одна?
Нора не знала, как правильно.
— И сколько ваши родители заплатили за медаль? — засмеялся Борис.
— Недорого, — с вызовом ответила Нора. — А сколько вы заплатили за убийство директора «Южных Вежд»?
— Недорого, — спокойно ответил Борис. — А если серьезно, насколько мне известно, никто его не убивал. Он просто утонул, разве вы не в курсе? Дело возбуждать не стали. Я думаю, пьяный был, вот и все.
— Надо же, какое совпадение! Рассказал журналистам, как вы банкротите совхоз, а через день просто утонул.
— Послушайте, Нора, вы очень маленькая и очень глупенькая. Но очень красивая. Давайте выпьем за вас. И перейдем на ты.
— Хорошо, — согласилась Нора и потянула бокал к Борису. Ей было приятно перейти на ты с важным человеком из Москвы. И, в сущности, безразлично, кто убил директора «Южных Вежд». Ну, убили и убили. Серьезные люди, делают бизнес — мало ли что может случиться. Большие деньги по-другому не зарабатывают — это Нора хорошо понимала.
— Дались тебе эти «Южные Вежды». Такая молодая, а забиваешь голову мыслями. Это для цвета лица вредно, — сказал Борис.
— Мне жалко людей.
— А чего их жалеть? Они будут прекрасно работать швейцарами, горничными.
— Ты бы свою жену отправил работать горничной?
— Я бы свою жену и в совхоз не отправил работать, — начал раздражаться Борис. — Кого тебе жалко? Этих алкоголиков, которых даже убивать не надо, потому что они сами в море тонут? Этого бухгалтера, который прячется в Сыктывкаре или где там? Этих бессмысленных баб? Агронома безмозглого, у которого две трети земли бурьяном поросло? Ты видела соседние огороды, сколько там всего растет! Потому что люди горбатятся с утра до ночи. А эти приходят на работу к восьми и уходят к полудню, я видел сегодня.
— Просто там после полудня работать невозможно.
— Кто им мешает заняться своим бизнесом и построить свои, правильные теплицы? У них у всех есть своя земля — такая же плодородная земля. Это же иждивенческое сознание: пришел, поработал слегка, ушел. Думать не надо, рисковать не надо, все за тебя решили. Семьдесят лет отрицательной эволюции — вот тебе и «Южные Вежды».
— Мне кажется, ты просто не любишь простой русский народ.
— Действительно, не могу сказать, что я от него в восторге. А ты что, любишь? Ты же, кажется, нерусская? — сказал Борис, оценив Норины темные волосы и смуглую кожу.
— Нерусская. Но русский народ я люблю.
Борис рассмеялся. Нора смутилась.
— Ну, и за что ты его любишь? — спросил Борис.
— А разве любят за что-то? — ответила Нора, решив идти до конца. — Это моя Родина просто.
— Это у тебя пройдет, — сказал Борис.
Нора не нашлась, что ответить, и помахала официантке.
— Девушка, примите заказ, пожалуйста.
— Ну неужели! — ответила официантка. — Я уже третий раз к вам подхожу, и вы третий раз ничего не заказываете, а у меня еще других столов полно!
— Вообще-то незаметно, чтобы тут было много людей, — сказала Нора.
— А вам какая разница? Вы что, людей кушать пришли? — ответила официантка и подбоченилась, приготовившись к обороне.
На Нориных смуглых скулах вспыхнули розовые пионы. Она не умела отвечать с ходу на прямолинейную грубость. Сказать официантке «да кто ты такая, овца», как вообще-то следовало бы сделать, при Борисе было неудобно, а ничего умнее Нора не придумала. Борис наблюдал за сценой с умилением.
— А что такое, Нора? Тебе что-то не понравилось? Это же тот самый простой русский народ, который ты так защищаешь. От таких, как я. Как вас зовут, девушка? — обратился Борис к официантке.
— Анжела, — презрительно отозвалась официантка.
— У вас замечательный ресторан, Анжела. Принесите нам, пожалуйста, гастрономию мясную и фрукты калиброванные. А мне еще курицу жареную, — сказал Борис и посмотрел на Нору с веселым вызовом.
Норина шея покрылась нежными вишнями. Ресницы взлетели как копья. «Хороша, сучка», — подумал Борис.
— Кампари у вас есть? — спросила Нора. Официантка не знала, что такое кампари, но на всякий случай сказала «нет».
— Тогда я ничего не буду, — окончательно обиделась Нора.
— Ладно, Нора, у меня идея, — сказал Борис примирительно. — Мы когда сядем в машину, спросим Майдрэса, что нам делать с «Южными Веждами». Майдрэс же тоже простой народ, хоть и нерусский. Как он скажет, так и будет. Он местный — ему виднее.
Секунду Нора смотрела на Бориса удивленно, а потом усмехнулась:
— Это у вас — то есть у тебя — такой широкий жест? Типа, ты хочешь меня красиво покорить? Как Ричард Гир Красотку?
— А ты что, только сейчас это поняла? — сказал Борис.
Борису принесли курицу жареную, а Норе — бифстейк фламбированный. И сделали громче «Владимирский централ». Посетители зааплодировали.