В начале было слово. Авторская методика по обучению речи детей с трудностями развития
Шрифт:
Становится понятным, что первое, чего следует добиться от ребенка, – это осознание смыслового значения слова. Добиваться этого мы будем при помощи предметных логопедических карточек.
Логопедические карточки существуют давным-давно. Что нового в том, что ребенок учится узнавать по карточкам названия всевозможных предметов? Все это так, и тем не менее хотела бы я на вас посмотреть, когда вы подступаете с ними к аутичному ребенку.
И Глеб, и Андрей, и Боря давно преодолели свое негативное отношение к карточкам. Но одно дело – перебирать те, что нравятся, и совсем другое – при помощи указательного пальца отвечать на вопросы педагога: запоминать, показывать, отличать одно от другого.
Аутичному мальчику Пете я из урока в урок показываю одни и те же две карточки: на одной из них машинка, на другой кошка. «Это машина. Это кошка. Покажи, где машина,
Петя в состоянии абсолютно безотчетно, словно эхо, повторить за мной услышанное слово (что он и делает всякий раз, глядя на картинку), но отличить машинку от кошки пока не может, палец свой прижимает наобум. Кстати – если ребенок, подражая вам, начнет просто указывать на какую попало карточку, не огорчайтесь. Наоборот – радуйтесь! Одну вашу просьбу он уже выполнил, слово «покажи» связывается у него с конкретным действием. Иной раз ребенок не в состоянии показать на картинке нужный предмет, потому что не понимает, что значит слово «покажи».
Слова, обозначающие действия, ребенок с тяжелой патологией запоминает гораздо хуже, чем слова, обозначающие предметы: запоминание названия предмета связано у него с конкретным зрительным представлением. И если определить и запомнить, глядя на неподвижную картинку, что действующее лицо на ней подметает, что-то бросает, вертит, ребенку все-таки помогает понять предмет, которым это лицо орудует, то определить, что такое смотрит, а тем более думает, объяснить ему бывает очень трудно. Более подробный разговор об этом нам с вами еще предстоит.
Для того чтобы ребенок понял смысл поначалу самых простых глаголов, сопровождая его действия соответствующими словами, мы помогаем ему взять, дать, наклониться, через что-то переступить, помахать рукой – все это самые обычные движения тела. Ребенку бывает достаточно с нашей помощью проделать их несколько раз, и он улавливает смысл нашей команды. Но не всегда. Есть дети, которых нужно тренировать очень долго, прежде чем они поймут, что от них требуется. Великолепным образом Женя запоминает – при этом чисто произносит – названия отдельных предметов, изображенных на карточке, точно так же, как замечательно быстро учится читать, но самая простая сюжетная карточка вызывает у него затруднение. Сколько мы ни бились, самостоятельно определить, что девочка на картинке «сидит на стуле», а мальчик «держит палку», он очень долго не мог. Выполнить команду «дай» и «покажи» Глеб был не в состоянии даже через два с половиной года занятий, хотя к этому времени уже прекрасно изображал, как лиса с котом дерутся из-за денег, как они вниз головой повесили Буратино, как гоняются друг за другом две собаки, как крепко держится мальчик за шею гуся, – все это он показывал по собственной инициативе, а не по моему требованию. Глеб – это мальчик «три в одном»: синдром Дауна, аутизм и стойкий негативизм образуют у него очень сложный комплекс. Три года назад комплекс этот исчерпывающе определялся четырьмя словами – «полное отсутствие всякого присутствия», чего сейчас сказать уже никак нельзя. Шаг за шагом Глеб осваивает все новые территории, и это, как говорится, «уже совсем другая история», заслуживающая отдельного разговора.
Терпение и труд все перетрут. Через два с половиной месяца (!) неустанных трудов шестилетний Петя в состоянии показать, где машинка, где кошка, и правильно их назвать: он узнает эти предметы даже на рисунках своей сестры Кати, а Катя отнюдь не выдающийся художник. Примерно столько же времени понадобилось семилетнему Саркису для того, чтобы разобраться, где у него мама, а где он сам. Прибавляем к машинке и кошке лягушку, затем домик и т. д., заучивая все новые и новые названия предметов. Делать это надо очень постепенно, и если ребенок начинает путаться, новую карточку немедленно убираем. От ребенка, не умеющего говорить, ни в коем случае не следует добиваться того, чтобы он учился показывать и одновременно называть предмет, изображенный на картинке. Речью займемся позднее. Пете с его эхолалией некоторым образом повезло: синдрома Дауна у него не было, говорил он хоть и невпопад, но чисто.
Еще через некоторое время в наших занятиях с Петей наступает новый, очень существенный прорыв. Я молча показываю очередную карточку – и, внимательно в нее вглядевшись, Петя тихо,
Это было огромным, очень важным достижением. Петя понял, что каждый предмет, все то, что его окружает, имеет собственное название и что от него требуется это название определить, при этом – вслух. На вопрос «Как тебя зовут?» мальчик стал уверенно отвечать: «Петя».
Удивительно, как проявляется иной раз в ребенке радость узнавания смыслового значения слова. О Васе Андрееве, мальчике с церебральным параличом, я уже писала. Все то время, что Вася с тусклым взором, никогда не улыбаясь, сидел за столом, передвигая игрушки, либо рвал на клочки газеты, бабушка и прабабушка читали ему книжки. Никакой реакции на прочитанное Вася не обнаруживал. Когда мальчик заговорил, выяснилось, что все книжки он запомнил наизусть. Как-то я принесла ему свою сказку про маленького ослика и прочитала: «Ослик подошел к речке, посмотрел на свое отражение и первый раз в жизни увидел, какие большие у него уши». Внезапно Вася залился смехом, он хохотал без остановки, и мы с бабушкой никак не могли понять, в чем дело. Наконец из груды книг, лежащих на столе, Вася вытащил одну книжку, открыл ее на нужной странице и ткнул пальцем в текст, в котором присутствовало слово «отражение». Я поняла причину Васиного восторга: он радовался тому, что неожиданно для самого себя понял, что это слово значит.
В автобиографическом рассказе «У истоков дней» И. Бунин пишет: «Мои [ребенка трех лет. – Р. А.] восприятия вдруг озарились первым ярким проблеском сознания, когда я разделился на воспринимающего и сознающего. И все окружающее меня внезапно изменилось, ожило, приобрело свой собственный лик… Я принял этот день за начало своего бытия».
Мир озарился светом – в переносном, разумеется, смысле – и для слепоглухонемой семилетней американской девочки Елены Келлер, когда учительница, подведя ее к крану с водой и подставив ладонь Елены под струю, написала на этой ладони слово «вода». С этого момента, с осознания смысла написанного на руке слова, начался для ребенка, ослепшего и оглохшего в полтора года и с тех пор пребывавшего во мраке, новый период – период феноменальных успехов в обучении. В четырнадцать лет, по-прежнему слепая и глухая, она начала учиться говорить на иностранных языках. И свободно говорила затем на немецком и французском, читала по-латыни и по-гречески, обнаружила большие математические способности и великолепный писательский дар, окончила Кембриджский университет и в нем же преподавала. Оказывается, бывает и такое. «В мире было два великих человека – Наполеон и Елена Келлер», – так отозвался об этом феноменальном явлении американский писатель Марк Твен.
С Петей мы продолжали двигаться дальше – до тех пор, пока в дело не вмешались Петины родные: им захотелось ускорить темп нашего продвижения. Вопросы посыпались на Петю градом: «Как зовут папу? А маму? А сестричку? Маму Ира зовут, Ира, понял? А сестричку Катя. Скажи: Ка-тя». Как-то раз на уроке я задала привычный вопрос: «Как тебя зовут, мальчик?» – «Машинка», – ответил мне Петя. Все пошло прахом. Петя стал называть себя «лягушкой», «Катей», «папой», лягушку – «ботинком» и т. д., словно в исправно действующей музыкальной шкатулке сломалось какое-то хрупкое колесико и очень тонкое устройство перестало работать.
Но это было не все. На обороте наших карточек рукою Петиной мамы были сделаны поправки: не «ботинка», а «ботинок», не «гулять», а «они гуляют», не просто «спит», а «дети спят». От аутичного ребенка, перед которым только-только забрезжил свет, который сделал первые шаги на пути осознанного восприятия мира, сказав свои первые осмысленные слова, требовалось одновременно с этим разобраться в спряжениях, склонениях, числах. Невыполнимая задача.
То, что для достижения хорошего результата требуются терпение, упорство, настойчивость и выдержка, понятно каждому. Однако я не один раз убеждалась в том, что теоретическое понимание этой простой истины – это одно, а практическое ее осуществление – совсем другое. Терпение воспитателя иной раз истощается слишком быстро. Меня с досадой спрашивают: «Так сколько же времени он будет с двумя карточками разбираться?» И я отвечаю: «До тех пор, пока не научится это делать».