Мы слышим в ночи беспредельной,Как плачет колодезный ворот,И этой тоске журавельнойСердца негасимые вторят.Вдали разорённой ЕвропыМы гарь мировую вбираем.Но наши просёлки и тропыМерцают утерянным раем.Он с нами повсюду: в КанадеИ в южной хмельной серенаде,В Каире, в золе и во зле,В Бомбее, Сиднее, Гранаде,Везде – на земле и в земле.
Времена года
Весна
От любви соловьиной оглохнув, ручей разрыдался.
Лето
Груша, упавшая с ветки, кузнечика навсегда прервала.
Осень
Листья леса кружатся на ветру, будто безумные белки.
Зима
Даже гений белым по белому живописать не может.
Механический ангел
Механический
ангел – не слишком трудная должность:Молнии направлять, разживаться вином и хлебом,Глядеть за окно, где пожар перебегает по стенам,Беседовать с лампами о былых временах.Механический ангел – не слишком трудная должность:Раз в столетье подбрасывать пищу химерам на башне,Двигаться медленно, чтобы металл не звякал,Озябшие кариатиды укутывать мглой.Механический ангел – не слишком трудная должность:Двери замкнуть, не впускать в помещения Гибель,А если войдёт, указать на спящего брата,Пусть убедится: души за ним нет.
Прекрасный день
Апельсины и глицинии,Слёзы южные – лимоны.Нескончаемые линии,Неумолчные пилоны.Время древнее, укромное.Смерть живую воду пьёт.Сердце Божие огромноеС неба скатится вот-вот.На опушке тени веские —Только шорох, только скрип.В море облака ловецкиеРады переплясу рыб.Кубок подняла Лукреция,Так наивна и невинна!И язычница ВенецияЖдёт пророчества – дельфина.
Сон
Слушателей заполняет камнеподобная тьма, словно душу допотопного ящера, вмурованную в глубины геологической эры. Статуи о размере залы гадают по одному лишь голосу, который отдаётся в пространстве, переродившемся в дремлющий слух. Нержавеющие соловьи виснут над их головами в ожидании очереди.
Когда голос начинает вещать о «зоне, где горизонтальные проекции зримых и осязаемых контактных сил разнонаправленны», Вулкан наносит удар пламенною рукой, голос рвётся как нить, зажигаются светильники и светила, соловьи запевают стальными колоратурами на седьмых небесах, и статуи, разбужены светом, принимаются декламировать посреди пространства, нежданно зрячего:
От молний меркнет адская идея,Меж интегралов не найти корней,Но из корней восходит орхидеяИ освещает мир огня верней.
Лист
С чёрной ветки, с выси непреклоннойВ этот мир слетает лист зелёный.Пущенный по ветру лёгким богом,Лист плывёт в сиянии глубоком.У него и губы, и глаза.Всё поймём, о чём и знать нельзя:Погляди, вверху не сыщешь вех.Будь как лист, хоть ты и человек.
Офелия
В детствеЯ не хотела учиться плавать,Плакала,Укусила за руку няню.Когда принц оттолкнул меня,Я упала с обрываИ никогда бы не выбралась,А теперь —Плыву на спинеПосреди облаков и трав,И пою от нечего делать.Зябкое утро.Помню слова каменного мыслителя:Космос движется к мерзлоте,Бог погибнет от холода.Как-то ночью поюИ плыву мимо цыганских костров.Плясуны подбежалиК реке,Тут же уловили мелодиюИ подхватили хором.Такое течение,Что никогда не достигну берега.Уже слышно ревущее море.Надеюсь, учитель не ошибался:Земля действительно круглая,И через много лет,Украшенная соляными кристаллами,Я вернусь по воде в Эльсинор.Если правду сказали цыгане,Что принц скончался от яда,Тогда я забуду, что научилась плавать,И брошусь в реку.
Альбинас Жукаускас
1912–1987
Они прекрасны, но непостоянны
Когда из Каунаса мы вернулись после двух совместных выступленийне так уж поздно было: нас пустили в пригородный ресторан.– Вы только, – говорят, – ребята, себя ведите чинно, не шумите!«Ну вот, – мы оскорбились, – дядя, разве не заметно, что мы с рассвета ни в одном глазу!»– Заметно, – отвечает нам привратник. – Только всё равноскандалить не годится, нужно отдыхать культурно, прилично, проще говоря, как подобает…Приятель спрашивает, сколько у меня
в заначке.– Вообще-то, – отвечаю, – деньги есть. И если не забудемся — нам хватит.По кружке тёмной «Балтики» (для старта)мы стоя выпили. Потом приселии приняли покрепче. Под конецкрепчайшего отведали. И вышлоне много и не мало – в самый раз.И мы тогда вполголоса запелипро шуструю Шилувскую шалунью —про девицу-красавицу… Нет слов:домой идти нам было рановато.– А знаешь что, любезный, – говорю. —давай мы к суженой моей заглянем,она тут рядом, прямо за леском…А эта суженая, говорю, она ни то,она ни сё – она как все невесты.А вот её сестрёнка! Это, брат,такая фифа – ты увидишьи весь растаешь…В Лаздинай мы машину не нашли (водители, понятно, тоже люди).И порешили мы пешком протопать те пять (от силы десять) километров.Подумаешь, беда! Пока мы обсудилипретензии на псевдоклассицизм в литовской лирике, пока мы горевалиоб истощенье нравственности в людях, —пришли к реке. Паромщика искали.Нашли его. Насилу добудились.Он долго одевался. Рассвело. До той порывсё шло великолепно. А потомя вдруг припомнил, что моя невестаи несравненная (без дураков!) её сестралет этак пятьдесят тому назад(когда отца и мать похоронили) —домишко продали и всё хозяйствои отбыли (по слухам) в Катовицы.Такая, извиняюсь, карусель.Тут мы с приятелем слегка остолбенели,и, полагаю, нас легко понять.Так вот, выходит, каковы невесты,вот каковы их верность и любовь!И это – чистота и постоянство?!Сначала глазки прячет, нежно шепчет:«ни шагу без тебя, с тобой – на край земли!»А после, Боже правый, с пылу, с лётупостройки продаёт, и скот, и утварь – всё бросаети отправляется (по слухам) в Катовицы!Ну хоть бы позвонила, написала,предупредила… Что там говорить!И ты, спустя всего полсотни лет,идёшь сквозь ночь, и дождь, и ветер! Зябнешьна берегу реки! Предвидишь встречу!А ей – ни холодно, ни жарко: упорхнула!Сбежала! Укатила! Всё забыла!Ох, женщины! И мы после всегоДолжны в любовь и постоянство верить?Ну нет, теперь понятна ваша суть!И лучше так – спустя полсотни летпромокнуть и продрогнуть, среди ночистремнину одолеть, – и поразиться:чего вы стоите, красавицы-невесты,вы, скромницы… И какова ценавсей вашей преданности.Страшные дела!..
Казис Брадунас
1917
Усадьбы
Гляжу с холма вдоль межи —Темна грозовая вода.Среди взволнованной ржиУсадьбы, как в море суда.С небес прольются моря —Нестрашно: прочны корабли.Опущены их якоряВ глубины земли.
По пути
Мы трава под косой судьбины,Нас умчало вдаль от корней,От земли, где дремлют руины,Где она, а не память о ней.И ослепнув, отыщем путь,Чтоб у ног её прикорнуть.
На праздник
В час, когда история вслепуюЗемлю красит кровью пролитойИ сквозь тьму бездонно-вековуюПробивается росток святой,Опускаюсь молча на колениИ, с моленьем о благих вестях,Убиенных горестные тениПрячу за собой, как чёрный стяг.И душа Литвы, крыла раскинув,Дальней песней осенив меня, —Обретает силу исполинов,Восстаёт из пепла и огня.
Был нетерпеливым Одиссей
Был нетерпеливым ОдиссейИ домой, наперекор Гомеру,Он, не завершив дороги всейВозвратился —мстительный не в меру.ОдиссеюДвадцать лет окольныхБыли как проклятие в пути.Ну а мне, как будто я невольник,Выпало их больше тридцати.Одиссей родимую ИтакуРазличил сквозь утренний туман,А мои глаза привычны к мраку —Свет мне только в сновиденьях дан.Одиссей, ты шёл домой для мщеньяДва десятка лет, побед, обид.Я не жду, не жажду утешенья —Ведь хребет всей жизни перебит.