В начале жизни (страницы воспоминаний); Статьи. Выступления. Заметки. Воспоминания; Проза разных лет.
Шрифт:
Строгие нравы господствуют в Полперро.
На лавочке у одного из домов селенья можно увидеть в ясное утро или на закате трех девиц, трех темноволосых и густо-румяных красавиц. Дом их — не груда камней с подслеповатыми окошками под самой крышей, а правильное двухэтажное здание с большими окнами. Посередине переднего фасада расположены широкие, гостеприимные ворота, За которыми открывается внутренний дворик, разубранный клумбами цветов.
Не один молодой рыбак, проходя, оглядывается на трех девиц и на пышный дворец их родителя, но и не подумает остановиться и заговорить с красавицами.
«Три макрели».
Маленькая вывеска качается от морского ветра у входа в местный отель или трактир. Эта лачуга — прекрасная модель для этюдов «старого Полперро», но мало приспособлена для целей жилья, хотя бы временного. На вывеске нарисованы три рыбины, три макрели. Это и есть название отеля. Физиономия хозяина, мистера Спарго, на вывеске не нарисована и, в отступлении от изобразительного метода, обозначена только его фамилия.
Но вот и он сам, толстый, с большими челюстями акулы, с лицом в шрамах. Мистер Спарго — человек не рыбачьего Звания и вида; вероятнее всего, пират, избравший на старости лет надежную профессию кабатчика.
В баре у него сидят двое-трое рыбаков самого беспутного вида. Остальная публика — приезжая.
Рыбаки, сидящие в баре, встречают новоприбывшего гостя куда приветливее, чем хозяин трактира. Не успеет он перешагнуть порог, как старый рыбак с красным лицом и загорелой шеей моряка уже спешит заказать два стакана мутного, зеленоватого пива — для себя и для гостя. А тупот лицая девушка, прислуживающая в баре, в течение нескольких минут переводит взгляд с рыбака на гостя и обратно и затем недоуменно спрашивает:
— Кто из вас платит?
Платит, конечно, не рыбак. Но если гость оказывается человеком необщительным или недостаточно щедрым, оба стакана убираются на дальнюю полку.
Старый рыбак и в таком случае не унывает. Он один и поддерживает беседу в баре.
— Нет, Полперро не то, что было, — говорит он, горестно вздыхая. Мы, старики, в наше время не торчали в деревне из года в год, мы уходили в Плимут, поступали на службу к его величеству — или к какой-нибудь компании. Я-то сам плавал и под нашим флагом, и под американским, и на торговых судах. Я знаю, каково служить. А ты, Чарли, на службу больше не собираешься?
Чарли, молодой рыбак, тяжело облокотившийся на стойку, нехотя отвечает:
— Успею.
— Ждешь, пока отец умрет? Он у тебя крепкий старик, сдастся не скоро.
У стройного, изворотливого в движениях Чарли — так же резко выраженный тип пирата, как и у Спарго. Только глаза его не бегают мошенническим образом, а смотрят нагло и в упор.
Я обращаюсь к нему за своим делом. Хочу отправиться с ним на ловлю ночью.
— Сколько возьмете с меня?
— На этот счет мы сговоримся, сэр. Фунт, полтора.
— Трех «боб» [21] будет достаточно. Не так ли?
— Да, мы сойдемся, — неожиданно соглашается Чарли и, наклоняясь к моему уху, шепчет: — Только не говорите о деньгах при отце. Мы с ним вдвоем едем.
— Холодно будет,
— Странные вещи творятся в Полперро нынче, — продолжает он, неожиданно оставляя меня в покое и принимаясь опять за свою излюбленную тему. Подумайте, сэр, — «новые старые дома» строить начали.
21
Шиллингов (от англ. «bob»).
— Как так «новые старые»?
— Это я старый дом строю, сэр, — замечает коренастый краббер (ловец краббов), мужчина добродушного вида с окладистой бородой. Он зашел к Спарго только на миг — промочить горло. — Видите ли, сэр. Дом строится у меня новый, но так, чтобы чуточку походил на старый. У меня приезжие господа останавливаться будут, а они это любят.
— Фасад грязноватый, — поясняет старый рыбак, — крылечко покосившееся слегка. На лестнице ступеньку-другую пропустить можно. Обходится дешевле, а приезжим господам нравится.
Рыбаки и крабберы сдержанно смеются.
Только у трезвой группы рыбаков, недавно заглянувшей в трактир, идут разговоры на деловые темы. Вполголоса они толкуют между собой о тучах на небосклоне, о перемене ветра и о мерланах, которые пройдут пред рассветом стаей…
В назначенный час я нашел Чарли на берегу. Только его огонек светился на пристани; другие рыбаки еще не собрались. Молодой рыбак был еще под влиянием дневного хмеля. При свете сонного огонька он долго и нетерпеливо распутывал «line», осмоленную и довольно толстую веревку, с которой охотятся на ротозеев-мерланов. Приготовил и удочку, предназначавшуюся для более шустрой и наблюдательной рыбки, макрелей. Эанятый делом, Чарли не сразу откликнулся на голос отца, который привел свою лодку к концу мола и оттуда звал сына.
В тумане лунной ночи мы осторожно пробираемся сквозь тесные ряды спящих лодок и, отталкиваясь от них, покидаем бухту.
Отъехав немного, Чарли и старик принялись подымать парус.
— Я в Плимут собираюсь на днях, — нарушил молчание Чарли. — Тут вы агента подговорили не брать меня на службу, а в Плимуте меня возьмут.
Старик ничего не ответил на неожиданное заявление сына и только обратился ко мне:
— Поберегитесь, сэр. Я перебрасываю парус.
— А если не возьмут, я в Фой пойду — в лодочники, — продолжал неугомонный Чарли. — Меня лодочник из Фоя звал — вчера в «Макрелях».
— Не болтай лишнего, малый. Да приготовь приманку, смотри — хватит ли ее у тебя? А то опять придется макрелей на приманку крошить… Вот здесь мы якорь кинем.
— Каким образом вы узнаете места? — спросил я у старика, видя, что он высматривает для остановки определенный пункт.
— А у нас есть старинные меты. Слева на берегу дерево, справа дом, да маяк в море. Таких мет у нас множество. Еще предками установлены.
И дом и дерево были почти неразличимы в сумраке. Только маяк светился где-то, как неясная, низкая звездочка. Но зоркий взгляд старика отыскал привычные меты.