В нашу пользу : рассказы
Шрифт:
Спуск кончился. Бирюков, не ожидая, пока иссякнет инерция, побежал в гору.
«Потей… Потей!» — упрямо твердил он себе, ожесточенно работая палками.
И действительно, вскоре свитер прилип к взмокшей спине.
Через несколько минут он увидел впереди лыжника. Просвет между ними быстро сокращался, Надо было уже обходить «противника», но Бирюков растерялся. Нечасто случалось ему обгонять соперников. И, хотя он знал, что передний обязан уступить ему дорогу, он не потребовал лыжню, а сам сделал крюк и обошел «противника».
Матюшенко —
«Неужели это Бирюков?» — спрашивал он себя.
А Бирюков бежал все стремительней. Вскоре он насел на пятки еще одному лыжнику. Теперь Бирюков не стал делать крюк, а негромко и вежливо попросил:
— Потеснитесь, пожалуйста, немножко! Удивленный таким многословием, лыжник обернулся, но потом послушно уступил лыжню.
Третьего лыжника Бирюков настиг на самой вершине горы. Предстоял крутой, рискованный спуск. Впереди идущий мог затормозить бег их обоих. На этот раз Бирюков уже не колебался.
— Лыжню! — гаркнул он на всем ходу и, не глядя на отскочившего вправо лыжника, вихрем ринулся вниз.
Первый круг — пятнадцать километров — кончился, но Бирюков почти не заметил этого. На девятнадцатом километре, под огромной мохнатой елью по-прежнему стоял знакомый курносый паренек-контролер.
— Пятым идете! — сложив руки рупором, радостно крикнул он. — Впереди Брегвадзе, Коневский, Ивлев…
Ивлев? Бирюков чуть не остановился от удивления. Но через секунду снова вошел в свой стремительный темп. Напутал, конечно, шпингалет! У Ивлева же сломана лыжа.
Он вдруг всем телом почувствовал сильную усталость. По привычке хотел уже сбавить скорость, но тотчас вспомнил, что он теперь не «внезачетник», на него надеется весь институт, и заставил отяжелевшие ноги двигаться в прежнем ритме. Он чувствовал: в нем еще много сил, но они дремлют, таятся где-то в глубине тела. Надо разбудить их, вызвать на помощь.
На двадцать седьмом километре снова еще издали он увидел малиновую куртку Левчука. Тот суетился возле лыжни. Снег около него весь, словно ржавчиной, был покрыт бурыми пятнами.
«Ишь сколько благодати пролил!» — мелькнуло в голове Бирюкова, и он снова почувствовал на губах освежающий вкус какао.
А Левчук уже отвинчивал крышку термоса и торопливо наливал в нее темный густой напиток.
Он бежал рядом с Бирюковым, и пока тот на ходу жадно пил, Левчук кричал:
— Жми, сильнее, Ванечка! Еще немного… Ивлев-то сошел!
Бирюков бросил ему пустой стаканчик, Левчук не успел подхватить его, и тот мягко шлепнулся в снег. Не поднимая стаканчика, Левчук бежал за Бирюковым и кричал:
— Жми, дорогой! Замени Ивлева! Не подведи институт!
Глоток какао придал Бирюкову новые силы. Послушные лыжи скользили легко. Еще… Еще немного… Вдали, на финише, уже слышался шум толпы болельщиков.
…Когда Бирюков, как экспресс, пыхтя и отдуваясь, влетел на стартовую площадку, над которой теперь трепетал кумачовый плакат «Финиш», —
Не веря глазам, Бирюков медленно направился к нему.
— Ты? А почему лыжа не сломана? — не чувствуя нелепости своих слов, растерянно спросил Бирюков.
Ивлев засмеялся.
— А я вовсе не обязан ломать лыжи!
Бирюкова окружила плотная толпа. Десятки рук одобрительно хлопали его по спине, плечам и груди.
Растолкав болельщиков, в круг ворвался Миша Левчук.
— Поздравляю! — кричал он и, поднимаясь на цыпочки, пытался обнять Бирюкова, но огромный термос, сползший на живот, мешал Левчуку.
— Ты не сердись на меня, Ваня! — захлебываясь словами, радостно оправдывался Левчук. — Схитрил я… Насчет сломанной лыжи… Но зато теперь в тебе бьется настоящее сердце спортсмена Наконец-то ты перестал быть вечным «внезачетником».
Вдруг все затихли.
С площадки доносился усиленный рупором голос диктора…
Первым в команде Института живописи пришел Брегвадзе, вторым — Ивлев, третьим — Бирюков…
Командное первенство завоевал Институт живописи.
Эту историю, происшедшую два года назад, рассказал мне однажды вечером на лыжной станции нынешний чемпион института Иван Бирюков.
Вернее, рассказывал не Бирюков, а его друзья — Ивлев, Левчук, Брегвадзе, Коневский. Мы все сидели у печки в небольшой «летней» дачке, служившей лыжной базой. За окнами мела вьюга. Бирюков, смущаясь и запинаясь, излагал только основные факты, а его товарищи, перебивая друг друга, весело и шумно сдабривали рассказ живописными подробностями. Все дружно смеялись.
— Да не к чему и вспоминать, — улыбаясь, гудел Бирюков. — Было и быльем поросло…
А я смотрел на него, и мне даже не верилось. Неужели стремительный лыжник, опередивший в сегодняшнем кроссе всех своих товарищей, и есть тот самый медлительный, добродушный «теленок»?
ЧТО ТАКОЕ «НЕ ВЕЗЕТ»
Если бы Глеба Чапыжного ночью вдруг, встряхнули в постели и спросили:
— Ну, быстро, — чего ты хочешь?
Даже спросонья, не разлепив склеенные веки, он выпалил бы:
— Обойти Викулайнена!
У каждого настоящего спортсмена есть своя мечта. Один — прыгун — хочет перейти за два метра, другой — боксер — стать чемпионом города. У Чапыжного тоже был свой «пунктик»: победить знаменитого Викулайнена.
Давно и пристально наблюдал Чапыжный за прославленным финном. В толстую тетрадку с клеенчатым переплетом у Чапыжного были вклеены фотографии и вырезки из газет: сплошной Викулайнен. Вот он, длинный, сухой, в полосатом свитере, на тренировке; а вот, по пояс голый, стоит на лыжах где-то в горах, щурясь от солнца. Ничего не скажешь — симпатичный парень. Только, пожалуй, подбородок слишком массивен, а рот узкий, как щель.