В нашу пользу : рассказы
Шрифт:
Старик обвел всех жестким взглядом.
Только сейчас Кирилл заметил — в Старике есть что-то ястребиное: косматые с проседью брови, большой с горбинкой нос, тощая, жилистая шея…
— А вторую флягу оставляю себе, — скороговоркой закончил Старик. — Что? Несправедливо? — он из-под насупленных густых бровей сердито оглядел всех. — Считайте как хотите. Я так решил.
Старик отошел в сторонку, отвинтил стаканчик с фляги, налил себе немного и медленно, прополаскивая рот, словно прожевывая каждый глоток, выпил. Так смакуют
Потом лег спиной к молодежи.
Ребята подвинулись к Симочке. Все происшедшее поразило их. Это надо было досконально обдумать. Но, во-первых, пить…
Фляга была стандартная: три четверти литра.
— На три приема, — сказал Кирилл. — По двести пятьдесят. На четверых… Значит, по шестьдесят два грамма на нос…
Спутники молча кивнули.
На алюминиевом стаканчике Кирилл ногтем нацарапал черту. Это и было примерно шестьдесят граммов.
Первую порцию дали Симочке.
Кирилл незаметно нацедил ей чуть выше черточки, но девушка так грозно закричала: «Стой, вылью!» — что он сразу прекратил лить.
Симочка пила долго, смакуя каждую каплю, а ребята отвернулись, чтоб не мешать ей. Потом выпили свои граммы остальные.
Заслонив рюкзаками головы от солнца, все опять легли. Ощущение свежести во рту исчезло удивительно быстро. Уже через несколько минут язык снова стал сухим, шершавым, царапал нёбо, как наждаком.
«Странно, — думала Симочка. — Почему-то я предполагала, что у него есть вода. Почему? Не знаю. Как все-таки не по-товарищески он разделил. Ну, конечно, вода — его. И все-таки… Я бы отдала обе фляги. Всем поровну. Да, только так…»
«Молодчага, старче, — думал Кирилл. — Догадался же взять посудину про запас. А я вот не сообразил. И все-таки…»
Это «и все-таки» терзало и остальных археологов. Да, странный тип этот Старик. Всегда угрюмый, неприветливый. Даже самый человечный поступок и то обязательно испоганит…
Привал был недолгим. И опять, конечно, растормошил всех Старик.
Двигались медленно. Каждый километр казался намного длиннее предыдущего.
И тут случилось несчастье. Симочка вдруг охнула, схватилась за плечо Кирилла, гримаса искривила ее лицо.
— Нога! — она медленно опустилась на землю.
— Этого еще не хватало! — в сердцах пробормотал Кирилл, но, спохватившись, сразу устыдясь невольно вырвавшихся слов, наклонился к Симочке. Расшнуровал ей ботинок, снял шерстяной носок—все они были в таких носках, защищающих от потертостей. Но, вероятно, снимать ботинок не следовало: щиколотка стала опухать прямо на глазах. Натянуть обратно ботинок теперь было просто невозможно.
«Вывих, — подумал Кирилл. — Или растяжение?» Старик подошел, стал на колено возле девушки, и, хотя он не произнес ни слова, Кирилл тотчас отодвинулся.
— Минутку, — сказал Старик и вдруг быстро, резко дернул за ступню.
Симочка вскрикнула, побелела и, откинувшись,
— Идти не сможет, — объявил Старик. — Придется нести.
Но из чего сделать носилки? Вокруг не было ни деревца. Только кое-где чахлые кусты кандыма.
— Брезент, — скомандовал Старик.
Брезент расстелили, па него уложили Симочку.
— Несем по двое, — сказал Старик. — Сменяемся каждые двадцать минут.
Он дал знак Кириллу и сам взялся за передние концы брезента.
Теперь группа двигалась еще медленнее. Прошел час, два часа…
— Нет, — пробормотала Симочка. — Так не годится… Как черепахи… Оставьте меня. И немного воды… А сами — быстро… Потом вернетесь за мной. С водой…
Она с трудом шевелила окаменевшими губами.
— Как это — оставить?! — отмахнулся Кирилл. — Подлецы мы, что ли? Чепуха!
— Не такая уж чепуха! — словно раздумывая вслух, медленно произнес Старик.
«Мотя-Котя» удивленно переглянулись. Бросить больную девушку? Одну? В палящей пустыне?
— Одну, конечно, не кинем, — продолжал Старик. — Пусть двое, самых быстрых, идут и принесут оставшимся воду…
Кирил подумал: что ж, в предложении Старика есть здравое зерно, «сермяга», как любит говорить Симочка.
Двое самых быстрых, если постараются, доберутся до машины еще до темноты. Пойдут налегке. Оставят здесь все лишнее. А остальные добредут до двугорбого холма и там отсидятся в тени. И брезент у них будет на троих. В крайнем случае, и заночевать не страшно…
— Пусть идут «Мотя-Котя», — предложил Старик. Это было естественно. Кирилл вряд ли покинет Симочку. А Старик — он стар. «Мотя-Котя» самые молодые, самые сильные.
— Разделите воду, — сказал Старик.
— Пополам, — добавил Кирилл.
Он аккуратно отлил из фляги половину воды в пустую флягу, но прежде, чем отдать ее, вопросительно посмотрел на Старика. Может, тот добавит уходящим часть своей воды?
Но Старик молчал.
Тут уж не выдержала Симочка.
— Пополам — так всю пополам, — прошептала она.
— Нет, — отрубил Старик. — Мы же договорились. Эта фляга — моя.
— Бросьте торговлю! — вспыхнул Мотя. — Мы и так дойдем. А вода может еще Симочке пригодиться…
«Мотя-Котя» ушли. Симочка лежала на брезенте, тихо беседуя с Кириллом. А Старик курил и глядел вдаль. Долго, пока «Мотя-Котя» не превратились в двух маленьких букашек…
— Ну, — сказал Старик так спокойно, будто и не было безобразной сцены с разделом воды. — Пора… Надо добраться до холма…
Кирилл встал. Они опять взялись за брезент. Двигались медленно, отдыхали. Смены не было, нести Симочку — тяжело и неудобно. Концы брезента выскальзывали из быстро потеющих рук.
Кирилл устал. Рубаха давно взмокла. Но особенно злило его, что старик не просил передышки. Кирилл сам вынужден был через каждые две-три сотни шагов объявлять «перекур».