В небе Балтики
Шрифт:
— Что болит, Вася? — спросил у него Кожевников.
— Голова... рука... — тихо простонал Мельников.
— Потерпи, сейчас перевяжем раны.
С поляны донесся шум голосов. Взглянув туда, где догорали остатки самолета, командир экипажа увидел группу солдат.
— Немцы, — с тревогой произнес он. — Будем драться!
Завязалась перестрелка. Кожевников насчитал двенадцать гитлеровцев. Все они были вооружены автоматами. А трое наших авиаторов располагали всего двумя пистолетами.
— Экономить патроны. Подпускать как можно ближе и бить
Фашисты стали окружать советский экипаж, рассчитывая, видимо, захватить его живым.. Смельчаки залегли в ложбине у толстого дерева и, подпустив фашистов метров на тридцать, открыли огонь. Четыре гитлеровца остались лежать убитыми, а остальные продолжали ползти вперед.
— Рус, сдавайсь, капут! — орали они на ломаном русском языке.
Внезапно Сазонов вскрикнул.
— Что с тобой? — спросил у него командир.
— Ранило... в бедро, — тихо отозвался стрелок-радист. Продолжая отстреливаться, Кожевников убил еще двух гитлеровцев. Однако остальные подползали все ближе.
"Неужели конец?" — подумал Кожевников. Положение стало крайне тяжелым: Сазонов ранен, Мельников контужен и безоружен. Практически один он мог еще драться.
— Ребята, а как хочется жить! — громко сказал летчик, посылая в фашистов очередную пулю.
Его слова словно взметнули Сазонова с земли. Превозмогая боль, он встал во весь рост и, стреляя из пистолета, что есть силы закричал своим зычным голосом:
— Бей гадов!..
Этот властный пронзительный возглас на какое-то время ошеломил немцев. Прекратив стрельбу, они отпрянули за деревья. Воспользовавшись замешательством врага, наши авиаторы вскочили на ноги и, помогая друг другу, побежали в глубь леса.
Редко бывает такое, но все-таки случается. Друзьям удалось оторваться от преследователей. Потеряв половину своих солдат, гитлеровцы, видимо, побоялись углубляться в лесные заросли. Раненые штурман и стрелок-радист уже выбились из сил, и Кожевников принял решение остановиться. Разорвав рубаху, он перевязал товарищам раны, а Мельникову, кроме того, обложил босую ногу сухой травой и обвернул тряпками.
— Вася, ты сможешь дальше идти? — спросил у него летчик.
— Постараюсь, — вставая, ответил штурман. Друзья снова двинулись на восток. Когда кончился лес, остановились.
— Дальше идти нельзя, — сказал Кожевников. — Нас могут схватить.
— Решай сам. Ты командир, — отозвался Мельников.
Дождавшись вечера, авиаторы осторожно вошли в хутор. Сазонов .и Мельников спрятались за сараем, а Кожевников осторожно подкрался к дому и постучал в окно. Вышел сгорбленный старик.
— В хуторе есть немцы? — спросил у него Кожевников.
— Нет германа, нет, — ответил старик на ломаном русском языке. Он оказался литовцем.
— Далеко ли отсюда железная дорога и как называется ближайшая станция? — допытывался летчик.
Старик объяснил, что железная дорога проходит южнее хутора, а ближайшая станция называется Вентой.
Летчик ушел со двора и вернулся к сараю, где его
— Ну, что узнал? — Опросили его товарищи. Командир экипажа вкратце передал разговор с местным жителем.
— Значит, до линии фронта километров сорок, — прикинул Мельников.
Как теперь им нужна была карта! Но увы: она сгорела в самолете.
Ориентируясь по звездам, авиаторы пошли на восток. Шли долго. Когда начало светать, свернули в лес. Здесь вдали от дороги решили немного отдохнуть. Земля уже дышала осенней прохладой.
— Согреться бы, — сказал Мельников.
— Костер разжигать нельзя, — возразил Кожевников.
— Зверски хочется есть, — не сдержался Сазонов. Уже двое суток они ничего не ели.
— А знаете народную поговорку, — напомнил командир экипажа. — Держи голову в холоде, живот в голоде...
— А ноги в тепле, — добавил Мельников.
Друзья сразу умолкли, услышав знакомый гул моторов.
— Смотрите! — нарушил молчание воздушный стрелок-радист Сазонов, указывая рукой в лазурное небо. Все подняли головы. Высоко над лесом ровным строем шли на боевое задание "Петляковы".
— Запомните, — сказал Мельников, — нам нужно идти вон туда! — И он указал рукой направление.
— Интересно, что думают о нас в полку? — задумчиво произнес Сазонов.
Весь день друзья просидели в лесу. С наступлением темноты снова тронулись в путь. Вскоре впереди мелькнули огоньки. Авиаторы подошли к какому-то хутору.
— Надо раздобыть еды... — сказал шепотом Кожевников. — Пойду один, ждите меня здесь. Я быстро: вон к тому дому и обратно.
Шагнув в темноту, он тотчас же скрылся. Штурман и стрелок-радист остались ждать, молча уставившись на тусклый свет маленького окошка. Кто там — свои или враги?
Шло время, а Кожевников не возвращался. Друзья заволновались.
— Я пойду узнаю, — вызвался Сазонов.
— Нет, мы должны держаться вместе. Подождем, — возразил Мельников. Кожевников вернулся минут через тридцать. Он принес немного хлеба, картошки и три яйца.
— Женщина вынесла, — рассказывал летчик, раскладывая еду на три части. — Такая добрая и по-русски хорошо говорит. — Немного помолчав, он добавил: — Линия фронта Где-то рядом — нужно перейти ее сегодня же.
Немного подкрепившись, друзья двинулись в том направлении, которое подсказала женщина. Из осторожности они лишь немного изменили маршрут. Впереди то и дело взвивались в небо разноцветные ракеты, а потом отчетливо послышалась стрельба.
На рассвете авиаторы подошли к большому озеру. Справа к нему примыкало болото, поросшее кустарником. Левее и дальше виднелся хутор, откуда доносились немецкая речь и гул автомобильных моторов. Дальше идти было нельзя. Чтобы переждать еще один день, друзья выбрали место почти рядом с болотом. Правда, земля здесь была еще сухая. Кожевников и Сазонов сразу же легли в густую траву отдохнуть, а Мельников присел возле них. Из-за боли в раненой руке он все равно бы не уснул, поэтому вызвался подежурить первым.