В небе и на земле
Шрифт:
* * *
В 1938 году мне пришлось быть свидетелем печального события: на моих глазах разбился Валерий Павлович Чкалов.
Он совершал первый испытательный полёт на истребителе Н.Н.Поликарпова. В ночь на 15 декабря ударил сильный мороз. На самолёте с двигателем воздушного охлаждения ещё не была сделана система, регулирующая температуру мотора. Нарком оборонной промышленности Михаил Моисеевич Каганович (Каганович Михаил Моисеевич (1888-1941) - нарком оборонной промышленности (авиапромышленность входила
Чкалов взлетел и полетел по очень большому кругу (вдали от границ аэродрома). Это было его ошибкой. Затем мы увидели, как он поворачивает в сторону аэродрома для посадки и начинает снижение. И вдруг винт останавливается. Самолёт явно не дотягивает до аэродрома и садится на мелкие домики. При приземлении самолёт врезался в кучу щебня, Чкалов был выброшен из самолёта и ударился головой о лежащие металлические стержни, сложенные на небольшом дворике.
К.Е.Ворошилов назначил комиссию по расследованию причин катастрофы. Я был членом этой комиссии, её председателем - инженер Алексеев. Мнение комиссии было единогласным: винт остановился из-за переохлаждения мотора. Кто виноват?… «Виноватых» оказалось так много, что и не пересчитаешь… Виновато было и правительство, не выпустив директивы: самолёт должен быть сделан до конца и только тогда может быть испытан в воздухе. Конечно, решение этой комиссии не было принято Сталиным во внимание.
Прошло довольно много лет. Уже после войны меня и конструктора мотора (С.К.Туманского.) снова вдруг вызвали для объяснения причины гибели В.П.Чкалова и выявления виновных. Мы снова, как и тогда, подтвердили своё мнение, сказав, что если говорить о виновных, то винить можно только конструктора самолёта, не успевшего установить систему регулирования температуры охлаждения мотора и позволившего вылететь на таком самолёте, и лётчика-испытателя, тем более что последним являлся Чкалов, у которого было достаточно опыта, чтобы понимать серьёзность положения и отказаться от полёта, либо лететь с расчётом сесть в любой момент на аэродром с остановившимся мотором.
* * *
В 1939 году авиационная техника двинулась настолько вперёд, что расчёты показывали возможность полёта без посадки вокруг земного шара. Я, Юмашев и Байдуков подали такое заявление в Правительство, с предложением сделать два таких самолёта. Два самолёта было сделано (имеются в виду два самолёта БОК-15.). Начали испытания, но они были прекращены надвигавшимися грозными событиями.
Мечтанья - прах! Им места в мире нет.
А если б даже сбылся юный бред?
Что, если б выпал снег в пустыне знойной?
Час или два лучей - и снега нет!
Мне было уже 40 лет, и я отлично знал и любил лётно-испытательскую работу. Но неожиданно мой жизненный путь резко изменился.
КОНЕЦ
Однажды раздался телефонный звонок, и мне было предложено явиться к И.В.Сталину. Я прибыл. Сопровождавшие провели меня сначала в зал заседаний Верховного Совета, а оттуда - в следующую комнату или, вернее, зал несколько меньших размеров. Там я увидел множество народа: был весь ЦК партии и много незнакомых мне лиц. Видимо, шло какое-то совещание.
Сталин увидел меня и поманил пальцем к себе. Сопровождавшие оставили меня. Я подошёл, поздоровался. Сталин взял меня под руку, ввёл в небольшой кабинет и предложил сесть на стул рядом с письменным столом.
– Садитесь, - сказал он, - а я привык похаживать.
Я присел в ожидании на кончик стула. Сталин, заложив руки за спину, молча прошёлся раза два вдоль комнаты. Затем подошёл ко мне и, слегка наклонившись, произнёс:
– Хотите нам помочь?
Я встал и ответил:
– Товарищ Сталин, я - слуга своего народа и всё, что я могу, всегда готов сделать.
– Так вот, я предлагаю Вам три поста: или начальником боевой подготовки ВВС, или начальником всех учебных заведений ВВС, или начальника НИИ ВВС.
– Товарищ Сталин, за такие большие административные посты, не имея опыта, с моей стороны было бы рискованно браться. Тем более что никаких академий я не кончал.
– Какие там академии, - сказал он и махнул рукой.
Тогда я сказал:
– Завалить дело недолго. Ну, назначите Вы меня, но ведь это дела не решит.
– Это мне нравится, что Вы подходите к делу серьёзно. Но всё-таки, что же Вы хотите?
– Мне, конечно, больше всего подходит НИИ ВВС. Я ведь большую часть своей лётной деятельности посвятил испытаниям. Но меня и там смущает очень многое. В НИИ ВВС нет настоящей научно-технической базы, где можно было бы обосновывать требования к авиационной технике. И подчинение института командующему ВВС тоже не авторитетно. Да, кроме того, к нам, рекордсменам, отношение «не очень»…
– А кого, например?
– Да, начиная с командующего…
– А он -…, - последовала оценка, которую я не могу повторить.
(Через две недели командующий ВВС был снят. Очевидно, этот вопрос ко времени моего разговора со Сталиным был уже решён.)
Тут мне в голову пришла следующая мысль, и я сказал:
– Мне хотелось бы, товарищ Сталин, сначала попробовать свои организаторские способности не в НИИ ВВС, а в ЛИИ НКАП: там меня все знают, и я всех знаю.
– Э… нет, я хочу, чтобы Вы были в военной авиации.
– Позвольте мне тогда хоть немного подумать.
– Ну и сколько же Вы будете думать? Как Чапай, что ли?
– Нет, хотя бы до завтра.
– Ну, хорошо.
Я ушёл. Военным я был с 18 лет. Но с 1930 года я был командирован в авиационную промышленность, где продолжал работу по испытанию самолётов, совершал перелёты и особо ответственные полёты по специальным заданиям. Я знал своё дело и не знал никаких забот, всецело увлекаясь авиацией, да ещё искусством и спортом (последним, к сожалению, лишь в немногое свободное время). Теперь мне предстояло в 40 лет резко изменить свой образ деятельности. Я всё взвесил и на другой день (28 февраля 1941 года.) явился к Сталину.