В небе Кавказа
Шрифт:
А истинные орлы взмыли сейчас в небо. Летчик им очень завидовал. Какая легкость, маневренность. Когда же это самолеты будут так совершенны, как эти вольные птицы?
— Лавицкий! Лавицкий! — послышалось издалека.
По степи шел высокого роста летчик. Он чуть-чуть прихрамывал. Что-то почудилось в нем уж очень знакомое. «Пашка! Ну, конечно же, он!»
— Пашка!
— Николай!
— Осторожно! Сломаешь ребра, медведь!
— Так, значит, покончено с госпиталем?
— Как видишь!.
— Ну, тогда
Коротки встречи на аэродромах «подскока». Переночевали. Заправились горючим — и снова в путь. Прощание с местами, к которым привыкаешь, не обходилось в таких случаях без положенных фронтовых ста граммов. Выпили и на этот раз. Но кому-то показалось мало, и тогда появился боченок сухого грузинского «саперави». Можно было продолжать пир. Но Дзусов заявил категорически:
— Вино передать в магазин. Впредь за такие деда буду строго наказывать.
Второй год полыхало пламя войны. Сводки Советского информационного бюро были одна тревожнее другой. Уже давно в руках фашистов был Смоленск, родные места Николая Лавицкого, враг подбирался к городам Северного Кавказа. В ту пору в стране ширилось патриотическое движение по сбору средств для героической Красной Армии. Люди отдавали свои сбережения на строительство боевой техники. Появилось это движение и в частях дивизии, в которой служил Николай Лавицкий.
В небе Северного Кавказа
Несмотря на большое численное превосходство врага в воздухе, летчики 45-го авиационного полка, входившего тогда в состав 216-й смешанной авиационной дивизии, наносили ему ощутимые удары.
А на земле всюду шла подготовка к обороне. Возвращаясь на аэродром, Лавицкий видел сверху, как готовили саперы завалы в лесистых горах, как все более удлинялись извилистые линии окопов у берегов Уруха и Терека. Там и здесь мелькали разноцветные косынки женщин. Тысячи их работали на рытье противотанковых рвов.
С каждым днем появлялись все новые изменения на Грозненском и Махачкалинском обводах.
Наиболее сильные укрепления создавались у Эльхотова. Передний край главной полосы проходил по правому берегу Терека — от Бирючка до Майского, по правому берегу Уруха и до его истоков.
Полевой аэродром, на котором базировался полк, находился под Бесланом. Лавицкий уже считался в части ветераном. К этому времени он совершил 178 боевых вылетов, 23 раза вылетал на штурмовку войск противника на самолетах «И-153», на «ЯК-1»—9 раз. На этих истребителях он провел 62 воздушных боя, летал на прикрытие своих войск, сопровождал бомбардировщиков, ходил на разведку.
Все это цифры из боевых донесений
Я хорошо сейчас представляю ту обстановку.
Медленно сползает с гор осенняя ночь. Все слабее мерцают звезды и растворяются в синеве утра. Куда-то за вершины Кавказа ушел диск луны.
— Селена пропала! — проговорил механик Назар Елисеев, копошившийся у истребителя Лавицкого.
— Что! Что? — спросил Лавицкий.
— Селена, говорю, пропала. То есть луна. Ушла вон за ту гору. Гляди, сейчас и «рама» пожалует. Это уж точь-в-точь. Заметил я: целую неделю приходит она к нам в гости именно в это время. А за нею, конечно же, и бомбардировщики нагрянут…
Он вдруг оборвал речь коротким, броским:
— Комполка идет!
Лавицкий спрыгнул с плоскости «ЯКа» и доложил подполковнику Дзусову о готовности истребителя.
Механик глядел вслед удаляющемуся вместе с командиром полка Лавицкому и невольно улыбался.
Николай шел твердо, широко расставляя ноги, чуть покачиваясь, как обычно ходил Ибрагим Дзусов.
— Перенял у бати походку!
И тут возразить было нельзя. Любили подчиненные своего командира и стремились быть похожими на него. Повторяли приемы воздушного боя, которые проводил Ибрагим Магометович. Старались так же, как и он, взлетать, садиться на аэродроме. Это был очень авторитетный командир. Его решения всегда продуманы до мельчайших подробностей. А если делал он летчикам замечания, то тактично, без крика, никогда не напоминал о прошлых нарушениях и ошибках.
Очень любил Дзусов природу. До сих пор помнят однополчане один любопытный случай.
Росло рядом с караульным помещением батальона аэродромного обслуживания деревцо. Но кто-то из озорства или случайно сломал его. Постоял молча Дзусов над поникшим деревом, даже попытался придать ему прежнее положение. Но ничего из этого не вышло.
Быстро направился в казарму. Спокойно принял рапорт дневального. Прошелся по казарме. Придирчиво осмотрел заправку коек, а потом неожиданно спросил:
— Вы знаете, сколько труда стоит вырастить большое дерево?!
Все сначала молчали. Но вдруг кто-то сказал:
— Вон сколько деревьев свалила война.
— Да то ж война. Деревья и человеческие жизни ломают фашисты. А мы советские люди. Природа! Великое это дело! Недаром издают законы об ее охране. И мы с вами кончим воевать, разобьем фашистов и будем охранять леса и водоемы, животных и пернатых.
— Ну, что там особенного, — пытался возразить дежурный. — Ну, сломали дерево. Так вырастет другое!
— Вырастет! Но сколько лет надо ждать, чтобы оно дало тень. А тень дают только настоящие зрелые деревья.