В неизведанные края. Путешествия на Север 1917 – 1930 г.г.
Шрифт:
Сивцов плывет впереди на своем кривом челноке. Он охотно называет нам все реки и долины, причем, когда у него не хватает названий, он придумывает новые в честь своих родственников. Вскоре на нашей карте появились Андрюшка-Юрях, Дарья-Юрях и другие («юрях» – по-якутски река, речка).
От Эелика Аян-Юрях уже довольно большая река, но все еще с мелкими протоками, быстрым течением и корягами, торчащими из воды. На нашей легкой лодочке мы быстро несемся вперед и несколько раз встречаемся с караваном, который тянется по тропе вдоль левого берега.
Вблизи устья Эмтегея на левом берегу и ниже его
Верхнее течение Колымы до 1929 года было совершенно неизвестно географам, но простые русские люди бывали здесь давно. В XVIII веке по Колыме плавали казаки. Память об этих путешественниках сохранилась лишь в архивах, а жители верховьев Колымы помнят только, что когда-то сплавлялись по Колыме два паузка (большие лодки) с хлебом и что они разбились на порогах. После этого сплав был прекращен.
На старых картах в верховьях Колымы значится «Плотбище», а у Черского показаны здесь «Хлебные магазины». Но нигде в литературе нельзя было найти сведений об этих «плаваниях», и даже Майдель подвергал сомнению существование «Плотбища» и предполагал, что оно выдумано картографом.
Экспедиции Наркомвода в 1928–1929 годах удалось в архивах Якутска, Колымска и Иркутска собрать сведения об этих древних перевозках. Они начались в половине XVIII века и продолжались до начала XIX века. Хлеб и другой провиант завозился вьюками из Якутска в верховья Колымы через Оймякон. Сюда приезжали из Нижне-Колымска казаки, строили паузки и сплавляли на них грузы.
Казаки сначала ездили в верховья Колымы кружным путем: с низовьев Колымы на запад, в Зашиверск, оттуда вверх по Индигирке до Оймякона. Потом стали ездить более прямой дорогой через Верхне-Колымск, минуя Оймякон. Они привозили с собой железные части, необходимые для постройки судов. Ежегодно для трех-четырех судов требовалось до сорока человек сплавщиков. Вместе с зимним путем сплав занимал больше полугода. Это настолько тяготило колымских казаков, что они постоянно старались избавиться от тяжелой повинности; и поэтому когда установился вьючный путь через Верхоянск, то опасный путь по Колыме забросили настолько, что даже перестали сплавлять грузы по судоходной части реки ниже Средне-Колымска. Кроме старика Сивцова, на Аян-Юряхе почти никто и не слыхал о прежних плаваниях.
В верховьях Аян-Юряха на расстоянии 20–30 километров одна от другой были раскиданы якутские юрты. Это большей частью бедные жилища. Пастбища в этих местах довольно обширные и на них можно развести много скота.
Якуты появились в верховьях Колымы сравнительно недавно, лет сто тому назад. Сначала они поселились в урочищах Оротук и Таскан, а потом уже из этих двух центров стали расселяться вверх и вниз по течению реки.
На устье речки Лошкалах (от русского «ложка») мы еще раз встречаемся с нашим караваном, отдаем собранные образцы горных пород и плывем дальше. Тотчас ниже Лошкалаха нас ожидает неприятное приключение. У ближайшего утеса Сивцов свертывает в сторону, в мелкую протоку, а мы, не желая перетаскивать байдарку через перекаты, обдирающие ее дно, плывем прямо к утесу. В быстрине нас подхватывает крупная волна и моментально заливает
Несколько ниже Лошкалаха в Аян-Юрях слева впадает большой приток Бёрёлёх. Он берет начало в хребте Черского и сходится своими верховьями с истоками Неры. От устья Бёрёлёха мы увидели на востоке отдельные высокие горные группы и короткие цепи.
Как бы боясь вступить в эти мрачные горы, Аян-Юрях уходит на юго-восток. Немного ниже Бёрёлёха он сливается с Кулу (Кулу – истинное название Колымы; когда-то всю реку – до появления здесь якутов и русских – эвены называли Кулу).
От устья Кулу долина Колымы все расширяется, и островов и проток становится больше. Поселения якутов все еще редки: до Оротука я насчитал только три юрты.
Весь день мы плывем в своих маленьких лодочках. Я задерживаюсь возле утесов, осматриваю их, отбиваю образцы. Вечером выбираем удобную отмель и останавливаемся на ночлег. Ставим свою маленькую палаточку с затягивающимся в виде мешка входом. Как приятно залезть внутрь, затянуть вход и избавиться наконец от комаров, которые весь день так жестоко преследуют нас!
20 июня мы подплываем к Оротуку. Тогда это был главный центр всей Верхней Колымы, в нем насчитывалось до двадцати юрт. Все они расположены, как обычно якутские поселения, в стороне от реки.
В Оротуке Сивцов нас должен оставить, и мы ищем проводника через пороги. Как раз в это время сюда приехал знаменитый Степан Дягилев – знаток порогов. К вечеру он приходит к нам на берег. Это очень черный и мрачный якут высокого роста. К предложению спустить нас по порогам он относится без особого восторга. Степан рассказывает, что спускался по порогам только один раз по весенней воде на плоту и не знает, можно ли пройти их на лодке. Он предлагает нам лучше сделать плот и спуститься на нем, а если это будет невозможно, то объехать пороги на лошадях.
Мы решаем плыть с ним вместе до его юрты, находящейся немного выше порогов, и там выяснить, как двигаться дальше.
В присутствии посторонних старик Сивцов держит себя необыкновенно важно. Он вдруг начинает говорить со мной по-русски, но, к сожалению, понять ничего невозможно. Когда-то он был в Средне-Колымске и выучил несколько искаженных русских слов. Особенно он любит говорить слова «немчик» (ямщик), «модалах» (модный) и «страсть» – это любимое слово колымчан, которое они часто употребляют в смысле «очень», «сильно», «ужасно».
Кроме Степана я нанимаю в Оротуке еще одного молодого парня, Михаила Протопопова, который берется провести нас от порогов до устья Таскана и дальше до Сеймчана.
На следующий день отправляемся на Оротук. Мы двое по-прежнему в байдарке, а Степан с Михаилом и еще третьим спутником на плоту. Степан везет с собой покупки, продовольствие и какие-то железные предметы. Он кузнец и приезжал в Оротук, чтобы сдать и получить заказы; теперь он везет их вниз за 200 километров, а через несколько месяцев привезет обратно заказчикам. Его плот настолько мал, что пассажирам приходится стоять над грузом, раздвинув ноги.