В нескольких шагах граница...
Шрифт:
Перерыв подходил к концу. Я прислушался. До меня доносились только отдельные обрывки фраз, Шёнфёльд рассказывал какой-то очень длинный анекдот, и я видел, как внимательно и с каким огромным интересом, раскрыв рты, слушают его заключенные и часовой.
Я сделал вид, как будто ищу что-то под столом. Рывок – и я уже в винограднике. Вперед! Согнувшись в три погибели, я стал пробираться за своей сумкой. Пока ничего страшного нет, даже если поймают: мог объяснить, что пошел по своим неотложным делам.
Прямо возле меня пролегала межа. Возможно, она ведет к гравийной дороге – до нее метров триста. Я оглянулся назад:
В голове молниеносно пронеслось: может быть, было бы лучше, если бы я еще ждал. В подобную минуту, что греха таить, человек боится, утопающий всегда хватается за соломинку. Но нет! Я уже ясно сознавал, что каждый час промедления мог только осложнить нашу судьбу, но не улучшить.
Вперед, вперед! Пути назад нет.
Я полз на четвереньках по мягкому, рассыпающемуся песку, между правильными, хорошо окученными рядами виноградных кустов, быстро, как только мог. Иногда осторожно оглядывался. Переползал на соседнюю межу и некоторое время продолжал путь там.
Вскоре я услышал у себя за спиной чье-то тяжелое дыхание. Я оглянулся: Бела, согнувшись, во весь дух бежал за мною следом. Догнал он меня уже на широкой дороге, как раз в то время, когда колокол возвестил окончание перерыва.
Теперь еще одну-две минуты мы могли быть спокойны. Я ведь их уже приучил к тому, что опаздываю. И в пятницу и в субботу после перерыва я каждый раз, старательно застегивая пуговицы, приходил на рабочее место спустя несколько минут после звонка колокола. Так что у нас есть еще немного времени и мы сможем уйти на довольно большое расстояние.
Дорога, посыпанная щебнем, пересекала садовое хозяйство с юга на север. В конце ее по обеим сторонам виднелись смотровые вышки. Часовых там не было. Сама дорога была исправная, в две повозки шириной; едва ли по ней ездили каждый день, разве лишь во время сбоpa фруктов и винограда. Здесь мы уже не могли ползти. Я выпрямился. Несомненно, очень неприятное ощущение доставляет мысль, что вот теперь твоя голова – хорошая мишень для пуль и что враг, который тайком подстерегает тебя, может, уже поднимает ружье, а его взгляд примеривается к мушке.
– Иди за мной, – шепнул я Беле. – Если что случится, то сразу в виноградник! Ты налево, я направо! По крайней мере один из нас сможет спастись. А пока нажмем!
И мы бросились вперед что было сил. Но, бог ты мой, какой шум разнесся в этой мертвой тишине от стука наших каблуков! Казалось, каждый шаг слышен на километры. Правда, бег нас пока не утомлял, я ведь уже говорил, что мы хорошо натренировались. На ногах у нас были свои ботинки, в тюремных было бы потруднее.
Метрах в пятидесяти от смотровой вышки мы немножко замедлили бег. Я осмотрелся вокруг. Нигде никого. Казалось, сердце выскочит из груди, когда мы одолевали последние метры до границы хозяйства. Мы с подозрением смотрели на каждый виноградный куст, на каждое дерево, нам казалось, что вот-вот откуда-нибудь послышится крик: «Стой, сдавайся».
Но кругом царило безмолвие.
И вот мы наконец у границы тюремного хозяйства. Еще один шаг – и я уже беглый заключенный. Поймают – в обвинительном акте появятся «усугубляющие вину обстоятельства». И та надежда, которая теплилась в нас, что мы будем осуждены пожизненно или получим помилование, исчезнет окончательно.
Но ведь
Свободны, если не попадемся, а попадемся – верная смерть!
Дорога шла через крестьянские земли, где местами еще не была убрана пшеница, попадались участки, засеянные кукурузой. На поле в ста метрах от нас работали двое крестьян – один постарше, другой совсем молодой. Я решил, что это отец и сын. Они косили траву почти у самой дороги.
Бела дернул меня за рукав тюремной куртки. Я только отмахнулся: теперь уж все равно, мол. идем! Мы вынуждены были идти не торопясь: бегущий человек мог вызвать подозрение. Размеренным шагом мы направились к двум крестьянам. Они прекратили работу, но косы на всякий случай держали под рукой, а вдруг понадобятся.
– Бог в помощь!
– Спасибо. Куда путь держите?
– Да вот туда. – Я показал.
– Ну хорошо, – подмигнул старший, – только будьте осторожны. Дай бог вам удачи.
Вот и все. Мы двинулись дальше и уже через несколько шагов услышали, как звенит коса в люцерне.
Свернув к Дунаю, мы пошли по меже кукурузного поля; поблизости должна была проходить дорога в город, на которой, как я уже говорил, могли встретиться нам надзиратели. Вдруг совсем рядом затарахтела таратайка, и мы быстро присели на корточки в высокой кукурузе. На облучке сидел наш знакомый надзиратель, заместитель Пентека. Таратайка, запряженная парой маленьких казенных лошадок, промчалась. Мы подождали немного, может быть, с полминуты. В такое время полминуты – целая вечность! – и, воспользовавшись случаем, оглядели местность. Приблизительно метрах в пятидесяти от нас, по ту сторону дороги, среди сорняка и густого кустарника, был овраг. Наверняка он вел к Дунаю. Я осмотрелся, не идет ли кто-нибудь. Ну, давай нажмем! Мы сорвались с места, словно по воздуху перелетели эти пятьдесят метров, и с колотящимся сердцем бросились на дно оврага.
– Ты никого не видел?
– Нет. Надеюсь, что и нас никто не заметил.
– Ну, теперь давай сбросим с себя эти тюремные лохмотья.
Трясущимися руками мы скинули с себя тужурки, брюки, и даже, помню, я впопыхах оторвал пуговицу. Потом мы посидели немножко, отдышались и, как только поднялись, чтоб идти дальше, услышали: бим-бом, бим-бом. Это били в тюремный колокол.
И почти тут же завыла сирена: тревога!
Бела было двинулся дальше, но я задержал его. Я прямо как предчувствовал: еще ревела сирена, когда послышалось дребезжание таратайки и стук подков. По дороге в обратном направлении мчался заместитель Пентека. По уставу, где бы надзирателя ни заставал сигнал тревоги, он должен немедленно явиться – в тюрьме что-то случилось. Мятеж, побег. Кто знает, кого посадят за это, кто лишится своего места, кого привлекут к ответственности, когда министерство юстиции кончит свое расследование.
Мы упали на дно оврага, прямо в сырую траву. Теперь надзиратель с дороги нас никак не мог увидеть, но стоило нам пошевельнуться, и тогда все пропало. Кажется, промчался. Ну, теперь вперед!
Мы бежали по узкому каменистому и неровному дну оврага. Одно неосторожное движение – и мы могли оступиться, вывихнуть себе ноги, и тогда всему конец. Даже если мы просто споткнемся, пораним лицо или разорвем одежду, это будет на руку нашим преследователям.
Все это не могло прийти в голову человеку, когда он готовил план побега.