В ночь на Ивана Купала
Шрифт:
Мадина недовольно покосилась на своего «помощника», который улёгся под одной из берёз, явно не собираясь помогать. Насупившись, она попыталась подняться с земли, ухватившись за какой-то сорняк.
– Стой, не трогай! – вдруг завопил Рычет, подскочив на месте.
– Поче… – недоумённо проворчала Мадина, отдёргивая руку от растения.
Но было уже поздно: она успела его коснуться. Мадина ничего не почувствовала. Но Рычет беспокойно заметался, ворча под нос:
– Угораздило же… Хорошо, что ночь… Не так опасно…
– Что ты там бормочешь? –
Рычет перестал суетиться и замер. Только пышный хвост выдавал его чувства: вытянувшись в струнку, едва заметно подрагивал. И костра не нужно было, чтобы это увидеть – рубиновые лисицы горели очень ярко.
– Вот скажи мне, как ты вот так запросто могла вцепиться в борщевик? – преувеличенно вежливо поинтересовался лис.
– Во что?
Во взгляде Рычета промелькнуло удивление.
– Как, ты этого не знаешь? Что же ты за мавка такая! Без венка, в растениях не разбираешься…
Мадина почувствовала раздражение.
– Сделай милость, поясни: с чего ты взял, что я мавка? – потребовала она.
– Если тебе по нраву зваться русалкой, так и скажи…
– Я не русалка! Я живой человек!
– Да ну? – усомнился лис.
Мадина наконец вскочила с места, готовая… Она даже сама не понимала на что. Хорошенько пнуть этого говорящего оболтуса? Или затопать и заорать? Внезапно тыльную сторону правой руки будто обожгло огнём. Мадина вскрикнула от боли.
Лис приблизился к ней и ткнулся мордочкой прямо в её ладонь.
– Поверить не могу! – прошептал он. – Борщевик-таки обжёг тебя!
– И не верь! Сказал бы лучше, как боль унять, – огрызнулась Мадина.
– Иди за мной, – вздохнул Рычет с видом обречённого.
Он повёл Мадину к воде, которую та заприметила ранее. Большая вода оказалась небольшой речушкой, которую можно было перейти вброд. Лис подвёл её к самому краю песчаного бережка и велел опустить ладонь в реку.
– Это должно помочь, – с сомнением сказал он.
Мадина присела и опустила руку по локоть в воду. Спустя минут пять она почувствовала, как боль утихает, словно это река вымывала её из тела Мадины. Уже через минуту боль окончательно ушла. Она вынула руку и поглядела на ладонь. Никакого следа от ожога. Ничего.
– Как странно… – вновь забормотал Рычет. – Кто ты такая? Будь ты мавкой, ну ладно, русалкой, борщевик сжёг бы всю твою ладонь. Она просто бы обуглилась. Вместо этого он просто обжёг тебя как человека или животное. Но если бы ты была человеком, река не смогла бы исцелить тебя. А вот русалку родные воды – да, исцелили бы. То есть ты и русалка, значит, мёртвая и живая одновременно.
– Что ты городишь? – испуганно посмотрела на него Мадина. – С чего бы я была мёртвая?
– Собирай цветы! – отрывисто гавкнул лис. – Собирай и плети венок! Иначе упустим шанс отыскать Цветок!
Мадина заозиралась, подстёгнутая ворчливым помощником. На берегу речки росло достаточно цветов, отдыхающих от дневного зноя. А лисички на подоле платья горели ярко, поэтому вскоре у ног Мадины лежала целая охапка
Пока она собирала, а затем плела, успела рассказать Рычету о том, как проснулась от ярких огненных всполохов, как услышала чей-то зов, слышимый только ей, как сделала пять шагов, борясь с напавшим сном, как очнулась на здешней поляне и увидела кувшин с колдовской водой, как напилась из него…
Лис внимательно слушал и кивал, думая о чём-то. А сама Мадина вдруг вновь вспомнила напутствие: «Заснёшь – уже не проснёшься», от которого сердце отчаянно встрепенулось. Она заснула или проснулась? Ни живая ни мёртвая… Что это всё значит? Рычет точно что-то такое знал, но станет ли он делиться с ней своими мыслями?
Но вот венок сплетён. Широкий, душистый.
– Что теперь? – Мадина держала в руках венок и с упоением вдыхала терпкий аромат трав.
– Теперь ты должна заговорить его, – пояснил лис. – Скажи такие слова: «Землица родная, росою умытая, вложи в венок мой щедрость свою. Водица студёная, ветрами обласканная, вложи в венок мой мудрость свою. Огонь яростный, солнцем разожжённый, вложи в венок мой отвагу свою. Мой веночек моею судьбой пусть станется да укажет на путь к волшебству купальскому». Повтори!
Мадина повторила всё слово в слово. И вдруг случилось невероятное! Венок в её руках задрожал, заискрился. Змейками заскользили по стеблям золотые да серебряные нити.
– Надевай скорее! – закричал Рычет.
Мадина трясущимися руками надела венок на голову. Сияющие нити в ту же секунду соскользнули с венка на её тело, тёплыми ручейками пролились на её руки. В одно мгновение Мадине стало так хорошо, уютно… Она ощутила небывалый прилив сил, захотелось мчаться по лесу, звонко крича от радости. И чтобы платье непременно вилось следом белым облаком…
И она побежала. Удивительное дело: ступни едва касались поверхности. Тепло земли, прохладная свежесть росы наполняли тело и душу Мадины. Мягкий ковёр изо мха ласкал стопы. Мадина засмеялась во весь голос, её переполняло безудержное счастье.
Рычет нёсся рядом, взлаивая время от времени. Мадина на бегу нагнулась и коснулась его спины, намереваясь погладить. Пальцы ощутили жестковатый мех. Лис выгнулся спиной, подпрыгнув вверх, и ласково боднулся головой о её ладонь, не прерывая бега.
Так и мчались они вдвоём: чёрно-бурый лис и черноволосая девушка в лёгком платье. Бежали, казалось, не разбирая дороги, но Мадина чувствовала, что её влечёт куда-то с непреодолимой силой. Туда и держали они путь по ночному лесу – берёзы давно уже сменились клёнами, дубами, вязами…
Внезапно лес расступился, и они очутились на крохотной полянке. И Мадина, и Рычет остановились как вкопанные. Над поляной реяли сотни, тысячи крохотных огоньков – светлячки. У Мадины дух захватило от такого прекрасного зрелища. Она догадалась, что именно сюда и влекло её. Но почему? Почему именно сюда? Мадина завертела головой, пытаясь всмотреться в ночь сквозь мельтешащие огоньки. И увидела.