В Ночь Седьмой Луны

Холт Виктория

Я читала и перечитывала эти письма о той, ставшей такой далекой жизни. Вернуться б Англию, жить, как будто ничего не произошло, было мне совсем не по вкусу.

Неожиданно вошла Ильза, как обычно незаметно проскользнув в дверь. Она объясняла это нежеланием беспокоить меня.

– Что-нибудь случилось, Елена? Ты выглядишь... потерянной.

– Письма из дома. Я думаю о возвращении.

– Но ты еще полностью не оправилась от болезни, Елена?

– Да, я еще не совсем готова встретиться с родными.

– Да, да, не сейчас. Все изменится. Но тебе

не нужно беспокоиться. Ты должна оставаться с нами, пока не войдешь в норму.

– Милая Ильза, – воскликнула я, – что бы я делала без вас?

Она отвернулась, чтобы скрыть свои чувства. Она всегда старалась держать их под контролем.

Прошло еще несколько недель. Возможно, я стала приходить в себя, но вместе с тем меня как будто подменили, моя апатичность еще более усилилась. Я редко улыбалась, вспоминая прошлое, удивлялась своим былым способностям смеяться по всякому поводу. Но если представить, что я вынесла, какой бы ни была правда, любой мог бы измениться.

Время шло, и все, казалось, подтверждало тот факт, что те шесть дней я провела в постели. Я все еще надеялась на возвращение Максимилиана. Я всматривалась в лица людей на улицах городка, и всякий раз при виде высокого мужчины вдали мое сердце билось в надежде. И каждый прошедший день убивал еще одну частичку этой надежды. Если я действительно вышла замуж, где же мой муж? Несомненно, он должен был приехать за мной.

Мне думается, что, увидев все, что осталось от охотничьего домика, я начала верить в правоту слов Ильзы, Эрнста и доктора Карлсберга. Но вместе с тем я чувствовала, как во мне что-то умерло. Я знала, что та прежняя беспечность никогда не вернется ко мне.

Кажется, у Илъзы в Денкендорфе не было друзей, и нас никто не посещал. По ее словам, они с Эрнстом недавно поселились здесь, и, учитывая местные нравы, на обзаведение знакомствами и утверждение в обществе потребуется некоторое время.

Я пыталась найти интерес в овощах, закупавшихся Ильзой на рынке, или в мотках шелка, отбираемых для вышивания, но мне было все равно: есть морковь или огурцы, или подбирать пурпурные или бледно-голубые тона для цветов, которые мы вышивали.

Дни проходили механически, я снова была в каком-то ступоре, ожидая... не знаю чего.

В магазинах, где мы бывали, люди часто упоминали о неудавшемся перевороте Людвига. Все, казалось, были довольны таким исходом. Я часто видела в домах картины. Те, что висели в гостиной Глайбергов в Локенбурге: то же лицо и подпись – Карл Людвиг Максимилиан, Седьмой герцог Рохенштейнский и граф Локенбургский.

Максимилиан, граф Локенбургский. Мой взгляд задерживался на этих словах.

Очень странно ощущать, что часть твоей жизни сокрыта тайной и не осознавать, что случилось с тобой в этот период. Это отдаляет от других людей и делает чужой для них и для себя.

Я пыталась объяснить это Ильзе, так как разговаривала с ней свободно на любые темы, и, по ее словам, она понимала мое состояние и надеялась на перемены.

– Никогда не стесняйся говорить со мной, если

у тебя возникает необходимость. Ни в коем случае я не хочу принуждать тебя к откровенности, но ты должна знать – я всегда готова тебе помочь.

– Мне следует подумать о возвращении домой, – сказала я ей.

– Подожди немного, – умоляла она. – Мне хотелось бы, чтобы ты полностью оправилась от болезни до отъезда.

– Полностью оправиться... Не думаю, что это вообще возможно.

– Ты так думаешь оттого, что все еще живо в твоей памяти. Со временем ты увидишь...

Да, ее слова были для меня большим утешением.

И тем не менее каждое утро я вставала с мыслью о необходимости возвращения домой. Я уезжала так ненадолго, а прошло уже два месяца с моего отъезда из Англии.

Проснувшись однажды утром, я почувствовала себя нездоровой. Ужас охватил меня: я вспомнила пробуждение тем утром и слова Ильзы о том, что то, что я считала реальностью, всего лишь плод моего воображения.

Я встала с постели и почувствовала головокружение.

Я сидела на краю кровати, размышляя о возможном очередном провале памяти. Причем на этот раз без приятных воспоминаний.

Я все еще сидела на кровати, когда раздался стук в дверь и вошла Ильза.

– С тобой все в порядке? – спросила она обеспокоенно.

– Да, кажется. Меня немного мутит.

– Может быть, послать за доктором?

– Нет, нет. Теперь уже легче. Вы не собираетесь мне сказать, что я пробыла в постели много дней и не выходила с вами в город вчера?

Ильза покачала головой.

– Нет, нет! Доктор Карлсберг не обследовал тебя здесь в Денкендорфе. Но мне жаль, что у тебя кружится голова. Может быть, все-таки послать за доктором?

– Нет, не надо, все уже проходит.

Она пытливо взглянула на меня, и я сказала, что сейчас встану.

Мы отправились в город, и этот день ничем более не отличался от предыдущих.

Мне вдруг пришло в голову, что, вернувшись домой, я смогу четче обдумать происшедшее, оценить мое приключение на фоне реальности. Здесь я все еще ощущала некую околдованность. Эти мощеные булыжником улочки, магазины с остроконечными крышами и вывесками походили на декорации к старым волшебным сказкам. Я не могла избавиться от мысли, что здесь, в обители троллей, леших и древних богов, могут случаться любые фантастические вещи. Дома, среди башен и шпилей Оксфорда, под безыскусную беседу теток, в дружественном доме Гренвиллей мне будет легче поразмыслить над случившимся.

В одно воскресное утро я сказала Ильзе, что я должна готовиться к возвращению домой.

Она взглянула на меня:

– Ты действительно хочешь ехать?

Я заколебалась:

– Думаю, что так будет лучше.

– Твое решение несомненно означает, что ты начала принимать случившееся и оправляешься, от шока.

– Вероятно. Я знаю, что мне надо выйти из того странного состояния, в которое я попала. Надо продолжать жить. И лучше там, где я родилась.

Она мягко коснулась моей руки.