В ночи
Шрифт:
– Я приеду завтра, если тебя это устраивает.
Надо отдать должное, в улыбке Брама не было ни самодовольства, ни преувеличенной радости. Никто в комнате даже не обратил внимания, что отношения между братьями чуточку изменились. По виду Брама это невозможно было определить.
– Отлично. Есть кое-что еще – книги, разные мелочи, которые могут показаться тебе интересными. Уверен, отец предпочел бы, чтобы они находились в руках того, кто может оценить их.
Прежде чем Уинтроп смог выдавить из себя слова благодарности, Брам повернулся и, прихрамывая, двинулся к креслу.
Уинтроп смотрел ему вслед.
И почему это стало вдруг волновать Уинтропа? Он никогда не беспокоился раньше о том, страдает ли его брат? Никто не обвинял Брама в смерти отца. Тот мог бы погибнуть, даже если был трезвым. Конечно, несчастного случая можно было бы избежать, не будь они оба пьяны. Слухи утверждали, что они мчались наперегонки с другим экипажем, когда все случилось. Но никто ничего не знал наверняка. Брам мало что помнил, а на месте катастрофы больше никого не было.
Час от часу не легче. Теперь он будет мучиться из-за Брама вместо Мойры. Хорошо бы ему все-таки заниматься самим собой. А то недалек тот день, когда он станет влезать в семейные дела Норта и Октавии или начнет приглашать Брама к обеду, а там, глядишь, они отволокут его в Бедлам по причине случившегося сумасшествия.
Голос Октавии прервал течение его мыслей.
– Блайт и Девлин, почему вы не говорите, зачем собрали нас всех сегодня?
Уинтроп посмотрел на младшего брата и его улыбающуюся супругу. Они сидели на софе бок о бок, как король и королева некоей сказочной страны великанов, обмениваясь взглядами сообщников, знающих важный секрет.
Девлин обнял раскрасневшуюся Блайт за плечи.
– Через восемь месяцев у вас появится новый объект обожания – племянник или, может, племянница.
У всех открылись рты, а женщины бросились к Блайт с объятиями и поздравлениями. Девлин тоже не избежал этого. Все подскочили к нему, повисли на шее, заставив его нагнуться, стали целовать и тискать без всякой жалости. Мужчины были более сдержанны. Они целовали Блайт в щечку, пожимали руку Девлину. За исключением Брама, который в отношении младшего брата держался чуть-чуть по-отечески. Он обхватил великана одной рукой и радостно похлопал его по спине.
Поздравив брата и невестку, Уинтроп отступил на второй план и со странным чувством отчуждения стал наблюдать за торжеством. Майлс и Варя были в восторге. У них были свои дети, и им нравилась мысль, что у их маленьких Эдварда и Ирены появятся кузен или кузина, с которыми можно будет играть. Молодожены Норт и Октавия только начали жить семьей, но по выражению их лиц было понятно, что они тоже планируют такое событие, и очень скоро.
Уинтроп смотрел па них с замешательством и завистью. Заиметь ребенка – весьма старое изобретение. Люди делают детей из года в год. Так что ему было не совсем понятно,
В то же время ему захотелось, чтобы все замолчали, лишь потому, что чем больше они шумели, тем сильнее он волновался. Он завидовал Девлину и Блайт так же, как Порту и Октавии, Майлсу и Варе. Он испытывал зависть к любому, кому повезло найти семейное счастье, кто обрел искреннюю любовь и доверие. Ему хотелось быть среди них, но он понимал, что этого никогда не будет. Кому-то любовь преподносится как подарок, кто-то упорно трудится, чтобы завоевать ее, а он даже не имел представления, как подступиться к ней.
– Полагаю, ты будешь следующим, – произнес Брам, встав рядом с ним и также наблюдая за смеющейся компанией в нескольких шагах от них.
Уинтроп поглядел на него искоса:
– Сомневаюсь. Я ставлю на тебя. – Брам усмехнулся в ответ:
– Кому нужна такая старая развалина, как я?
– Богатая и титулованная развалина, – напомнил ему Уинтроп.
– И скандализированная к тому же. – Уинтроп пожал плечами.
– Уверен, есть много мамаш, которые с огромной радостью бросили бы своих дочерей тебе под ноги. – Опять это слово «бросить».
– В известной степени ты прав, – буднично заметил Брам. – Если я вдруг умру, не оставив наследника…
Ужаснувшись, Уинтроп повернулся к нему:
– Нет, не говори ничего. Пообещай, что не сделаешь этого.
Брат рассмеялся.
– Может, ты умрешь раньше меня, и тогда титул перейдет к сыну Дсвлина. – Они оба знали, что даже если Норт с Октависй родят дюжину сыновей, ни один из них не унаследует титул.
Он кивнул. Так звучало намного лучше. Ему никогда не хотелось, чтобы вся ответственность за титул пала на его плечи.
– Я по-прежнему рассчитываю, что ты, несмотря ни на что, наплодишь собственное потомство. Мне нравится представлять тебя облепленным оравой орущих ребятишек. – Он снова оглянулся и посмотрел на остальных.
В голосе брата послышалось озорство.
– Могу пожелать тебе того же самого. – Уинтроп покачал головой:
– Со мной такого не случится.
Они стояли молча, особняком от всей семьи. Никто не обратил на это никакого внимания.
– Спасибо за шахматы, – поблагодарил Уинтроп немного погодя.
– Не за что. Хочу попросить кое-что взамен. – Уинтроп замер. Он должен был предвидеть, что попадет в ловушку.
– Что именно?
Брам многозначительно посмотрел на него.
– Продолжай добиваться своей виконтессы. Мне очень хочется посмотреть, как она станет матерью твоих ребятишек.
Сказал и, прихрамывая, удалился. Криво усмехаясь, Уинтроп смотрел ему вслед. Да, у его брата, несомненно, был талант ставить точку в разговоре. Этому можно позавидовать.
Немного позднее, после обеда, вина и разговоров наперебой охрипшими голосами, когда все отметили новость о появлении потомства у Девлина и Блайт, Уинтроп уехал. Он откланялся первым. Ему стало невмоготу оставаться среди этих шумных, счастливых людей. Каждый пожелал ему доброй ночи, кроме Брама, который явно продолжал злиться на него. Он сообщил Уинтропу, что пожалует к нему утром. К своему удивлению, Уинтроп с трудом смог сдержать радость.