В ночи

Смит Кэтрин

– Вы не понимаете. – И наверное, никогда не уразумеет, что заставляло его злиться и горевать одновременно. О каком совместном будущем можно говорить, если они не в силах постичь друг друга?

– Я догадалась, что в юном возрасте вы совершили глупость. Думаете, что вы единственный, кто допускал ошибки? Я вышла замуж за человека, который никогда не смог полюбить меня, только для того, чтобы расстаться со своими родителями. Разве это не было глупостью?

– Отлично. – Он стиснул зубы. – Хотите узнать, почему я не рассказал вам о моем прошлом?

– С превеликим удовольствием. – Она всегда была такая ядовитая или научилась у него?

– Вы

правы. Я боялся. Я опасался того, что случится, когда вы все узнаете. Что вы не поймете. Я страшился потерять вас.

В ее взгляде было столько печали, когда она посмотрела на него.

– Я бы попыталась понять вас, если бы выдали мне шанс. А к чему привела ложь? Все закончилось ужасно.

Закончилось. Сердце замерло. Все пропало. Только что он признался ей, что возможность потерять ее – ужасала, даже в самом начале их связи, а она не в силах оценить его откровенность. Он никому не рассказывал, как он боится лишиться ее. За этим следовало бы признаться, что он любит ее – мысль, которая не приходила ему в голову. Однако чертовски больно; что он больше никогда не обнимет ее.

Но на что он рассчитывал? Что она примет его с распростертыми объятиями?

– Что вы хотите от меня, Мойра? – Это прозвучало высокопарно и жалостно, но ему было наплевать. Он сделает все, что она попросит или потребует. Лишь бы она разрешила ему быть рядом.

Ее лицо застыло, румянец, так долго горевший на щеках, сменился бледностью и отрешенностью. Словно когти вцепились в его душу.

– Ничего я от вас не хочу… Нет, подождите. – Сердце снова забилось.

– Есть вопрос, на который я желала бы получить честный ответ.

– Согласен. – Ответ на один вопрос не сделает их разговор более мучительным.

Однако он сразу понял, что ошибся.

– Что, если бы я не проснулась в ту ночь? – Она ясными глазами смотрела на него, лишь подбородок слегка дрожал. – Вы рассчитывали украсть тиару и продолжать нашу связь, пока не станет ясно, что вы вне подозрения, если я обнаружу пропажу?

Господи, как холодно прозвучало то, что она сказала! Когда он вспомнил, что именно так все и планировал, ноги приросли к полу. Он не собирался ничего делать, что могло бы принести ей боль. Он хотел всего лишь защитить всех, кто имел к этому отношение.

И спасти себя.

Но ведь он передумал. Он ведь решил не воровать тиару, и в эту минуту она проснулась. Однако было же его изначальное намерение – план, который он придумал, направляясь к ней в дом той ночью.

– Ваше молчание красноречивее ответа. – Отвращение, разбитые иллюзии зазвучали в ее голосе.

– Мойра, ты не понимаешь. – Он схватил ее за руку, когда она повернулась, чтобы уйти. Он должен объяснить. Надо заставить ее осознать, что вне зависимости от того, что он делал, он никогда не хотел причинить ей боль.

– Да. – Она покачала головой, прямо глядя на него. – И уверена, что не пойму. Хочу, но не могу.

– Скажи, как мне достучаться до тебя, и я это сделаю. – Опять этот пафос.

– Не получится, Уинтроп, – остановила она его, освобождая руку. Он отпустил ее, хотя мог бы принудить оставаться на месте. – Прежде всего, тебе нужно достучаться до себя. Я всегда буду сомневаться в твоей искренности, а твоя гордость вечно будет страдать.

– Ты шутишь! – Он недоверчиво смотрел на нее. Она хочет отбросить все, что было между ними, только потому, что он не в силах прочитать ход ее мыслей. Что это за логика такая?

– Наоборот. – Она выглядела немыслимо печальной. – А сейчас, я думаю, вам

лучше уйти.

Да, он тоже так думал. Если он останется еще хоть чуть-чуть, он свихнется.

Когда Уинтроп ушел, Мойра в одиночестве села на скамью у окна в библиотеке. Ее тело содрогалось от тихих, безнадежных рыданий. Она плакала и не могла остановиться.

Может, она зря отправила его прочь? Ей так хотелось остановиться, прекратить эту войну, на которую ее толкали пережитые унижения и уязвленная гордость. Нужно было просто обнять его и сказать, что все в прошлом, неприятное забыто, но она не могла. Это было бы ложью. Она никогда бы не узнала, сожалеет он о том, что сделал, или нет.

О, она понимала, ему жаль, что она застигла его. Но она не знала, сожалеет ли он о том, что замыслил весь этот обман. Даже если он и не собирался причинять ей боль и рассчитывал вернуть тиару. Он должен был понимать, что она будет страдать в любом случае, рассматривая его внимание к ней всего лишь как интерес к тиаре. Он, правда, отрицает это.

Всякий раз, когда он говорил, что она кажется ему неотразимой, она не сомневалась в правдивости его слов. Она верила, что он хочет ее. Да, пострадала ее гордость. Это нешуточная помеха, чтобы простить его. Более серьезное препятствие – то, что он, судя по всему, не осознает, что должен сам попросить прощения. Он просил о многом. Например, поинтересовался, чего она хочет от него. Но она не будет облегчать ему этот путь. Он извинится в ту же минуту, как только услышит от неё об этом, а потом она всю жизнь будет сомневаться, был ли он искренен. И она понимала, что права, так как в один прекрасный день ее требование будет расценено как покушение на его самолюбие, он возмутится и будет подозревать, что она на самом деле не простила его.

Где-то в глубине сознания билась мысль, что она не в силах разобраться, чего же он хочет и как он все это представляет себе. Она еще чувствовала себя оскорбленной и злой, и если он не попросит у нее прощения так, как она этого желает, обида будет в ней нарастать и разрушит до основания все связи, которые им удалось выстроить. Да, он должен заслужить прощение, чтобы обладать ею, либо он ее не получит.

Совсем не потому, что она считала себя лучше его или заслуживающей большего доверия или понимания. Она была такой же глупой и недоверчивой, как и он, но по-другому. Она искренне считала, что он не доверяет людям, потому что так безопаснее для него. Ей тоже было трудно поверить кому-нибудь, даже если этого хотелось, потому что она не допускала, что ее действительно любят. Уинтроп первым начал менять такое ее отношение к себе. Он заставил ее понять, что она лучше, чем сама о себе думает. Когда он был рядом, она, переставала беспокоиться, что говорят о ней другие, и не потому, что его мнение было самым важным. Нет, он дал почувствовать ей, что она прекрасна и стоит чего-то. Ее собственное мнение о себе изменилось на какое-то время, иона стала считать себя доброй, сильной и прелестной.

А потом он снова все забрал, и она ощутила себя той толстой девочкой, которая никак не может угодить матери и всегда хуже, чем ее несравненные сестрицы. Она ненавидела память об этом чувстве, ей претила мысль, что она может вернуться к ней.

Возможно, все, что он говорил ей, было всего лишь поверхностным флиртом, но она относилась к сказанному вполне серьезно. Потребуется время, чтобы она вновь испытала комфорт от пребывания в своем облике. Со временем ощущение идентичности вернется, если, она, конечно, позволит это себе.