В ночном небе Сталинграда
Шрифт:
Лебедев все же выровнял машину. Но тут обнаружилось, что мы, запоздало маневрируя, довольно сильно отклонились от маршрута. Наша цель осталась далеко слева.
– Вася, - кричу я Лебедеву, - разворачивайся влево. Курс сто двадцать!
– Подожди малость. Мотор что-то плохо тянет, - глухо отвечает тот.
Смотрю на стрелку высотомера. Она, подрагивая, медленно скользит влево.
Падает высота!
Вот уже до земли остается пятьсот метров, четыреста пятьдесят... А ведь нам еще минут пять надо выходить
Стрелка высотомера то скользит влево, то замирает на месте, а то вдруг начинает показывать хоть и медленный, но все же набор высоты. Это Лебедев упрямо борется за каждый ее метр.
С трудом отгоняю от себя соблазн рвануть за бомбосбрасыватель и освободиться от бомб, которые сейчас, словно тяжелые якоря, тянут наш самолет к земле. Кстати, инструкцией такой вариант предусмотрен. В случае, если самолет поврежден над территорией, занятой противником. И вот сейчас...
Нет, только без паники! Делай, штурман, свое прежнее дело.
С земли снова начинают бить пулеметы. Но их трассы, скрещиваясь, вспарывают воздух где-то позади нашего самолета.
Наконец опять вижу впереди свою цель. Но теперь она выглядит не так четко, как раньше. Ее контуры на глазах размываются, словно бы тают. Понимаю, что над Городищами резко ухудшается погода. Еще немного, и поселок скроется в непроглядной снежной пелене.
– Боевой! - кричу Лебедеву. И тут же прошу, умоляю: - Вася, выдержи еще минуту!..
Прошу, умоляю... Хотя и знаю, что тому неимоверно трудно удержать машину с барахлящим мотором в горизонтальном полете.
И все-таки слышу в ответ глуховатый голос летчика:
– Удержу... Работай спокойно. Сбросишь бомбы, сразу давай курс домой.
По самолету в этот момент прошлась очередь крупнокалиберного пулемета. Сильнее прежнего забарахлил мотор. Но этого я уже не слышал, захваченный лишь одним желанием - предельно точно положить бомбы в цель!
И положил! Два огненных всплеска разорвали ночную мглу как раз там, где находились вражеские артиллерийские позиции.
... Мотор окончательно смолк, когда наш самолет, выскочив наконец-то из пелены тумана, уже находился почти у самой земли.
– Факелы! - крикнул мне Лебедев.
Я быстро достал с пола кабины связку длинных факельных палок, сделанных по типу бенгальских огней, и стал, зажигая, швырять их за борт, чтобы облегчить летчику посадку. Но тут раздался удар, треск, самолет рывком подбросило вверх, потом снова вниз,.. Страшная сила швырнула меня лицом на приборную доску...
Очнулся оттого, что по щекам, смешиваясь с кровью, поползли струйки талой воды. Открыл глаза. В кабине еще горел тусклый свет, жужал ротор гироскопа авиагоризонта. Работая что есть силы руками, головой, ногами, я разгреб снег и выбрался из-под перевернувшегося самолета.
В передней кабине протяжно стонал
Ударами рукоятки пистолета я пробил дыру в фанерном борту самолета и с трудом вытащил окровавленного летчика на снег. Вскоре Лебедев пришел в себя, даже сел и начал жадно хватать ртом снег. Потом внимательно посмотрел на самолет, перевел взгляд на меня и, глубоко вздохнув, сказал:
Еще минута - и мне бы крышка... Где мы находимся?
– К счастью, на нашей территории. От передовой километрах в пяти.
– Ты цел? - поинтересовался Лебедев.
– Руки-ноги целы, как видишь...
– А у меня сильно болит грудь, - сказал младший лейтенант и закашлялся. На его губах показалась кровь.
Я поддержал его голову и поднес ко рту еще немного снега.
– Съешь, полегчает...
Лебедев жадно проглотил еще несколько снежных комочков. Потом через силу улыбнулся и сказал:
– Поздравляю, штурман, с первым боевым!
– И тебя, Вася!..
Итак, мы с Лебедевым остались, образно выражаясь, безлошадными. И теперь, подлечившись, с нетерпением ждали нового самолета.
Но его все не присылали. И командир полка подполковник М. Н. Пушкарад временно определил нас в команду аэродромного обслуживания.
А события тем временем шли своим чередом. Ночные бомбардировщики, как и вся наша авиация под Сталинградом, без дела не оставались. К тому времени здесь была успешно завершена блестящая стратегическая операция по окружению немецко-фашистских войск. В сталинградском котле оказалось более трехсот тысяч гитлеровских солдат и офицеров. Войска внешнего фронта окружения, созданного советским командованием, одновременно гнали фашистов на запад.
Теперь у врага единственным средством снабжения окруженных войск боеприпасами и продовольствием стала транспортная авиация. Его самолеты Ю-52 и "Кондор" под прикрытием истребителей, а чаще всего без них, потянулись к заснеженным полевым аэродромам внутри котла. В связи с этим перед нашей авиацией четко вырисовывались две главные задачи: продолжать круглосуточную изнуряющую бомбардировку окруженных войск и разрушить воздушный мост, протянутый к ним из районов Ростова и Ворошиловграда.
Задачи эти были чрезвычайной сложности. Попавшая в котел 6-я немецко-фашистская армия, подбадриваемая Гитлером, продолжала ожесточенное сопротивление. Зенитные средства гитлеровцев, сосредоточенные в компактных группировках у аэродромов, представляли собой еще довольно серьезную преграду для наших самолетов. Ко всему прочему над сталинградскими степями снова потянулась низкая, почти до земли, облачность, опустились фронтальные туманы, повалил снег, температура воздуха упала до минус 35-40 градусов.