В Объятиях Соблазна
Шрифт:
— Леди Элизабет, рад, что вы очнулись, — произнес он вкрадчиво. — Не бойтесь, я не причиню вам вреда. Если будете благоразумны.
Я задохнулась от возмущения.
— Благоразумны? Да как вы смеете меня похищать? — прошипела я. — Вы… Вы просто негодяй!
На скулах Кристиана заходили желваки. Но он взял себя в руки, растянул губы в ухмылке.
— Вы, по-моему, что-то путаете, — процедил он сквозь зубы. — Негодяем был этот ваш Альвизе, державший вас в клетке борделя, унижавший и мучивший ради прихоти. А я, если изволите припомнить, с самого начала выказывал вам лишь почтение и обожание. Одаривал комплиментами, пытался ненавязчиво ухаживать…В любом
Он выдержал эффектную паузу, впиваясь в меня немигающим взглядом. По спине побежали мурашки нехорошего предчувствия.
— Видите ли, Элизабет, до меня дошли любопытнейшие слухи, — промурлыкал Кристиан, приближаясь. — Поговаривают, что муж вашей покойной тетушки происходил из древнего венецианского рода. Семейства, от которого веками передается некая тайна. Реликвии невообразимой ценности и мистического значения.
Он умолк, явно давая мне время переварить услышанное.
— Якобы в подземельях палаццо Контарини испокон веков укрыты бесценные артефакты, — продолжал Кристиан вкрадчиво. — Венец дожей с древними заклятьями, наделяющий властью над умами. Перстень с черным бриллиантом, способный подчинять себе стихии. Золотая маска дожа Марино Фальеро, казненного за измену шесть веков назад. По легенде, именно в ней он принял смерть на эшафоте, и с тех пор маска хранит отголоски его мятежного духа. Вообразите, какие горизонты открылись бы владельцу этих реликвий!
У меня отвисла челюсть. Венцы, перстни, маски — неужели Кристиан и впрямь верит в эту мистическую чушь? С чего он вообще взял, что наша семья причастна к хранению неких языческих артефактов? Бред!
— Но при чем здесь моя тетя и я сама? — выдавила я ошарашенно. — Синьора Беатриче лишь вышла замуж за венецианца, сама же была англичанкой! С чего вы взяли, что ей передали некие тайные знания?
Кристиан расплылся в снисходительной ухмылке, будто разговаривал с неразумным дитя.
— О, душа моя, а вот это самое интересное! Ходят слухи, что перед смертью синьор Чезаре посвятил супругу в древний секрет рода. Якобы синьора Беатриче поклялась продолжить миссию и оберегать тайну, пока не передаст ее надежному преемнику. Ради этого она даже прикрылась борделем — мол, кто заподозрит блюстительницу мистических знаний в банальной сводне? Неплохой отвод глаз, не правда ли?
У меня похолодело внутри. Невозможно! Мистические знания, древние реликвии, хранимые веками — это не укладывалось в голове!
— А теперь, Элизабет, угадайте, кому по моим сведениям синьора Беатриче передала ключ к тайне перед смертью? — торжествующе прошептал Кристиан, склоняясь к моему лицу. — Кому завещала особняк со всеми его секретами? Своей возлюбленной племяннице, наследнице и продолжательнице дела! Вам и только вам одной известно, где упокоились легендарные сокровища. Признайтесь, вы ведь в курсе?
— Вы явно бредите, Кристиан! — выпалила я. — Никаких сокровищ у меня нет и в помине. Вас обманули!
На губах похитителя заиграла снисходительная усмешка.
— Полно вам, Элизабет. Можете не притворяться. Отдайте мне их, и я отпущу вас на все четыре стороны.
— В палаццо нет ничего, кроме пошлой роскоши борделя. Можете убедиться сами — если хватит смелости!
Последние слова я почти выплюнула — так сильна была моя ненависть. Но Кристиан, похоже, лишь позабавился этой тирадой. Склонив голову набок, он скривил губы в плотоядной ухмылке.
— Упрямитесь, Элизабет? Что ж,
Кристиан оттолкнулся от стены и шагнул ко мне вплотную, заглядывая в лицо. В синих глазах плясали безумные огоньки. Сильные пальцы до боли впились в мой подбородок, вынуждая смотреть на мучителя.
— Кстати, что там с вашими спутниками? Горничной и кучером? Вы ведь гадаете, куда они запропастились? О, не волнуйтесь, с синьором Гуччо все в порядке. Ему посчастливилось легко отделаться, сбежать невредимым. А вот бедняжка Ханна… Увы, она разделила вашу участь. Сейчас заперта в соседней комнате — напуганная, но пока целая. И ее дальнейшая судьба всецело зависит от вашего благоразумия.
Я похолодела от ужаса. Только не Ханна! Она ведь ни в чем не виновата, за что ей страдать?
— Итак, леди Элизабет, слушайте внимательно, — процедил Кристиан. — Завтра на рассвете я снова навещу вас. И я очень, очень надеюсь, что к тому времени вы образумитесь и признаетесь, где спрятаны фамильные реликвии. В противном случае, боюсь, мне придется прибегнуть к крайним мерам. И первой их на себе испытает ваша дорогая Ханна. Уж поверьте, фантазии мне не занимать.
Последнюю фразу он прошептал почти ласково, но меня передернуло от омерзения. Я сглотнула, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота. Подумать только, на что готов пойти этот мерзавец, лишь бы добиться своего! Неужели он и впрямь посмеет истязать бедную девушку у меня на глазах?
С этими словами он брезгливо оттолкнул меня и покинул камеру. Лязгнул засов, погружая каморку во тьму. А я без сил рухнула на жалкую лежанку, давясь беззвучными рыданиями. Страх за Ханну и отчаяние терзали душу. Как я могла такое допустить? Втянуть ни в чем не повинную девушку в эту грязную историю! Ведь если завтра не придумаю, как выкрутиться, если не явится подмога — ей конец. И я не переживу, если с подругой приключится беда. Только не это!
Глава 23
Марко
Я ворвался в дом, словно демон, чуть не снеся дверь с петель. Слуги шарахнулись в стороны, не смея попадаться под горячую руку. Еще бы! От меня за версту несло усталостью, потом и раздражением. А на лице, должно быть, застыла гримаса ярости вперемешку с отчаянием.
Часы в холле пробили полночь, и я с мрачным удовлетворением отметил, что провел в седле почти шесть часов. Сбился с пути, гнался за обманчивыми видениями, потерял счет времени. И все без толку! След Элизабет затерялся где-то на пыльных проселках. Как и моя надежда отыскать ее.
Добравшись до кабинета, я устало рухнул в кресло и стянул перчатки негнущимися пальцами. Тело ломило от долгой скачки, в горле пересохло. Не глядя, налил из графина бокал бренди и опрокинул в себя, даже не почувствовав вкуса. Жгучая влага обожгла гортань, на миг притупляя боль и усталость.
В голове шумело, мысли путались. Перед глазами стояло бледное лицо Элизабет, ее дрожащие губы и полные боли глаза в момент нашего последнего разговора.
Проклятье, ну и пусть уезжает! Пусть катится на все четыре стороны, раз я ей так противен. Нашла, видите ли, благородного лорда, истинного джентльмена. Да кто она такая, чтобы меня судить? Сбежала, как последняя трусиха, вместо того, чтобы поговорить начистоту. Что ж, скатертью дорога! Подавись своей гордостью, неблагодарная!