В объятьях тьмы
Шрифт:
Он хотел съязвить, но в голову ничего путного не приходило. Кайден не Райли, у которой, что не фраза, то ехидная шпилька или саркастическая насмешка. Быть может, ее голова и не шарила в математике или биологии, зато мозги ведьмы точно могли послужить генератором злых шуток. За словом брюнетка в карман не лезла.
Фелан болезненно поморщился: что-то укололо под ребрами. Он и секунды не может прожить, чтобы не вспомнить о сестре.
– Я похоронил ее.
Скот вздрогнул: не столько от безэмоционального голоса, сколько от самих слов, смысла произнесенной фразы.
«Почему никому не сказал?
– На заднем дворе. Сам выкопал могилу, сам опустил гроб, даже надгробие сам сделал.
Скотта пробрал холод, а по спине побежали мурашки. На душе стало жутко и холодно.
Молчание вязким удушающим туманом расплылось по комнате.
Когда умерли родители, Кайден был младше, поэтому утрата ощущалась не так сильно, как сейчас, в таком возрасте, когда осознание одиночества и пустоты бьет ощутимее, чем сама потеря. У него больше никого не было, почти…
Кай так и не смог позвонить дяде, сказать о случившемся. Боясь разговаривать с ним, парень отключил телефон, чтобы Джозеф не дозвонился до него. Фелан не сможет сказать, не сможет посмотреть ему в глаза и сказать, что не уберег ее.
– Это я виноват в ее смерти.
Скотт понимающе посмотрел на него, искры снисходительности вспыхнули в карих глаз и тут же исчезли. Кривая улыбка возникла на губах альфы, когда он в попытках ободрить парня, похлопал того несколько раз по плечу.
– Я не буду говорить, что не стоит винить себя, потому что ты меня все равно не послушаешь. Твоя сестра сделала бы так же, - МакКол улыбнулся, прикрыв глаза, словно что-то вспомнив, - у меня нет ни брата, ни сестры, поэтому ты думаешь, что я не смогу понять тебя, но это не так. Я знаю, что такое ответственность за чужую жизнь. Знаю, каково это, когда винишь себя за чью-то смерть. Ведь в какой-то степени я тоже виноват в том, что столько девушек погибли, были принесены в жертву. Я не смог уберечь их, не помог им, хотя мог…
– Скотт, не надо, - глухо произнес Кай, наконец переведя пустые глаза на друга, - я понимаю, что ты хочешь помочь мне своей исповедью, покаянием в грехах, но это не помогает.
– Я не то хотел сказать…
– Ты делаешь только хуже, - голос опасно прозвенел, оглушив альфу дрожащими нотами, - пожалуйста, уйди. Оставь меня одного.
Скотт открыл рот, чтобы сказать еще что-нибудь, но промолчал, внимательно посмотрев в посеревшее лицо Фелана. Безмолвно поднявшись, МакКол остановился у порога, не оборачиваясь.
– Мы все любили ее, нам всем сейчас больно.
– Не так как мне.
Скотт тяжело вздохнул и покинул комнату парня, а после и дом. Кайден отвернулся к стенке, застыв в позе эмбриона, впившись зубами в руку. Физическая боль должна приглушить душевную.
Он знал, что со стороны его слова были эгоистичными, но ничего поделать не мог. Они не могли понять его боль, знать, каково ему сейчас. Не они потеряли сестру, не они сейчас страдают от того, что остались одни на этом гребаном свете.
Кай упивался своей болью, черпая из нее силы для новых душевных стенаний. Изводить себя – стало для него привычкой. Думать о том,
Покинув дом, Скотт направился по дорожке, но резко остановился. Снег залеплял глаза, противно лез в рот, остужал тело, но не голову. Мысли разозленным роем носились в голове альфы, не давая покоя, а мрачные образы будоражили сознание, заставляя кончики пальцев подрагивать.
Смотря на трясущиеся руки, МакКол списал это на холод.
Хотя оборотни не мерзнут, по сути.
Постояв на месте, альфа резко сменил направление и направился на задний двор. Свежая черная земля резким контрастом выделялась на белоснежном снеге. Подойдя ближе, Скотт увидел большой серый камень, слегка припорошенный снегом.
– И это надгробие?! – тихо прошептал МакКол, грустно и печально улыбнувшись.
Простой серый камень. Обычный, совсем необработанный, непонятной формы и без каких-либо опознавательных знаков. Скотт не хотел признаваться, но все же могила выглядела жалкой, и он никак не мог поверить, что здесь, под черной землей, под этим непримечательным камнем лежит их подруга.
В голове неожиданно возникла картинка: худая девчачья рука прорывается сквозь землю и острые ногти впиваются в ногу оборотня. МакКол вздрогнул и отошел назад, на всякий случай. В животе что-то ухнуло.
– Жуть, - ухмыльнулся Скотт, развеселившись от своих мыслей, страха, нервозности.
Им всем нужно отдохнуть.
Дальше так продолжаться не может.
На износ…
Злобное шипение оглушило гуль: женщина от страха отдернула руку с бинтом, отскочив в сторону, опасаясь попасть под руку с острыми смертельными когтями.
– Прости, - поспешно произнесла Саманта, склонив голову в извинительном поклоне.
Осирис промолчал, недовольно морщась от боли, и мысленно улыбаясь, обонянием чуя острый запах чужого страха. Боится, значит уважает.
– Будь аккуратнее, - в приказном тоне произнес Андерсон, повернув голову в сторону подчиненной.
Локхерт послушно кивнула, зная, что альфа не увидит, но почувствует. Подойдя ближе, гуль со страхом и долей отвращения посмотрела на глаза своего вожака. Свисающие частички кожи, запекшаяся кровь, кое-где местами обожжено до мяса, буквально – обугленное черное мясо. Несмотря на регенерацию, глаза оборотня после удара молниями не зажили, отчего Осирис ослеп.
«Не такая уж ты и слабая, оказывается, ведьма, - мысленно ухмылялась гуль, обрабатывая раны альфы, - была! – поспешно добавляла блондинка».
– Чертова ведьма! – словно услышав мысли гуль, прорычал Джек, - ей повезло, что она умерла. По сравнению с тем, что я хотел с ней сделать, дыра в животе – это еще самая гуманная и безболезненная смерть.
Саманта молчала, осторожно обматывая голову бинтом, положив перед этим два компресса на глаза, чтобы облегчить, уменьшить боль. Слушать гневный поток излияний вожака уже давным-давно стало обыденным для нее занятием. Закончив, Локхерт собрала окровавленные ватки и вышла из комнаты, на пороге столкнувшись с Ричардом, который непонятно ухмыльнулся, когда гуль прошла мимо, едва не задев его тазиком с водой.