В Одессу к батюшке Ионе

Папа мой из уральских казаков. Недавно прочитал, казаки-уральцы в большинстве своём придерживались старой веры. Гнула их власть, притесняла два века, а поди ж ты – грянула революция и не поддались на приманку коммунистов о создании рая на земле. Бога отменим, а рай создадим. Из всех казачьих войск уральцы самыми преданными оказались царю-батюшке и Отечеству. Не пошли в красные под лозунгами «Власть советам» и «Грабь награбленное».

Родителей

отца, моих бабушку с дедушкой, в лихие годы выслали с Урала, сначала в Северном Казахстане жили, потом – перебрались в Курган. Старой веры не держались, были православными. Отец носил фамилию Дьяков, не исключено, кто-то из предков был церковнослужителем.

Отец верил в Бога. Врезалась в память картина – мы с ним в храме. Одно из первых воспоминаний детства. Мне года четыре, вторая половина пятидесятых, жили в районном селе, а тут отец взял с собой в Омск. Тёплый летний день, ехали в кузове грузовой машины. Потом Казачок – Казачий рынок. Открытые ряды, лошади у ворот. Отец купил мороженое. Кажется, ничего вкуснее того мороженого в жизни ни до, ни после не ел.

В стаканчике, сладкое…

Потом церковь. В голове отложилось: вот мы с отцом на рынке, проходит короткое время – стоим в храме. Словно совсем рядом от рынка церковь, всего лишь выйти за ворота. До того крепко это ощущение сидит во мне, что до конца не уверен, а Крестовоздвиженский ли это был собор? Хотя – какой ещё? Всего два храма действовали в Омске: Николо-Казанский – на улице Труда, Крестовоздвиженский – на Тарской. Но точно, не на Труда.

У бабушки по маме, бабушки Лены, была икона – Божия Матерь. Заходишь в комнату и первым делом видишь её, в углу висела. Куда после смерти бабушки подевался образ, так и не удалось выяснить. Спрашивал у мамы, тёти – пожимали плечами. А теперь уже и спросить не у кого. Бабушка молилась по утрам, вставала у иконы, молитвы она знала наизусть.

Каким-то образом воспринял дошколёнком от отца ли, от бабушки, что Бог есть. Жил с уверенностью – Он есть. Маленького (лет пяти-шести-семи) оставят дома… Днём не боялся, хоть полдня мог сидеть в одиночестве, с сумерками заползал страх в сердце: а вдруг мама с папой до ночи не вернутся? Встану на коленки: «Боженька, помоги, пожалуйста, чтобы мама с папой пришли быстрее. Мне страшно. Очень тебя прошу, Боженька». Была полная уверенность: надо хорошо попросить Боженьку, и мама с папой обязательно придут. Всегда так и случалось. Помолюсь, а вскоре калитка стукнет. Подхватываюсь и к двери, крючок откидывать. Калитка стукнула, собака не залаяла, значит, мама с папой…

Мама была коммунисткой. Верховодила сначала среди сельской молодёжи – секретарь комсомольской организации, а в войну поставили её председателем колхоза. Молодая женщина, можно сказать, девчонка, только-только замуж вышла и – руководитель большого хозяйства. Крепко ей доставалось, но выдюжила. В войну основная рабочая сила бабы да подростки, с ними билась на трудовом фронте. Надо и планы поставок государству выполнять в соответствии с призывом «Всё для фронта, всё для победы», и колхозников кормить. Справлялась.

Папа у меня Дьяков, а я – Савченко. В чём нестыковка? Мама по первому мужу Савченко. Алексей Семёнович Савченко был на четыре года

старше её, директор школы. В начале сорок первого поженились, а на пятый день войны мама проводила Алексея Семёновича на фронт. Их дочь Надежда родилась без него. Был Алексей Семёнович командиром разведроты, погиб в сорок втором под Ленинградом. Но сначала считалось – пропал без вести. Только в середине семидесятых, я уже училище оканчивал, Надежда поехала в Ленинград, разыскала по архивам, когда погиб Алексей Семёнович, а потом и братскую могилу, где был похоронен с другими бойцами, нашла.

После войны мама с папой сговорились пожениться, а их не расписывают. Нет документального подтверждения, что первый муж погиб. Мама посылала запросы в архивы, но или плохо искали, или формально отнеслись… По закону более одного мужа иметь не полагается. Маме сказали: Антонина Андреевна, мы вас уважаем, но, извините, пока не будет документального подтверждения, что разведены или муж погиб, оформить брак не сможем.

В метрическом свидетельстве меня записали по фамилии матери. Отец, отдавая в первый класс, договорился в школе, и меня записали под его фамилией. После восьмого класса друзья подались в Омск, в авиационный техникум, я, как в том кино – «все побежали и я побежал», – собрался за компанию поступать в авиаторы. Свидетельство об окончании школы оформляли не со слов отца, а по документам, с той поры из Дьякова превратился в Савченко.

Отец горевал, единственный сын не стал продолжателем фамилии…

С техникумом не получилось, вернулся в школу и после окончания десятилетки поступил в танковое училище. На этот раз шёл не за компанию – «все побежали…», решение стать офицером вызрело в старших классах. Подавал документы в училище осознанно и страшно боялся. Конкурс, как в престижный столичный вуз, одиннадцать человек на место. В авиационный техникум почему не поступил – завалил математику, и десять классов окончил более чем средненько – семь троек в аттестате. Учителем математики в старших классах была Софья Петровна Приданцева, умница, и не чикалась с нами. Не один раз повторяла, когда мямлил у доски:

– Савченко, будь ты моим сыном, драла бы и драла тебя кнутом, утром для зарядки, вечером для крепкого сна! Моего сна, заметь, не твоего. Ты ведь умный парень, но лень раньше тебя на свет появилась. Кончится тем, что будешь скотником.

– Не буду, – упрямо твердил.

Позорище, конечно, такое слушать на виду у всего класса. Все хихикают.

– А куда тебя возьмут с такими блестящими знаниями и прилежанием. Да и на скотном дворе коровы могут на рога поднять, коли из-за твоей лени по титьки в навозе будут стоять круглые сутки.

Окончил училище, приехал в родное село, шагаю с автобусной остановки по улице, новёхонькие лейтенантские погоны на плечах золотом горят в лучах утреннего солнца. Я нет-нет да и скошу глаза, полюбуюсь на долгожданные звёздочки. Чемоданчик в руках. Счастливый! Софья Петровна навстречу. Остановилась, улыбается:

– Савченко, скажи честно, не иначе в училище попался старшина, который из тебя лень вышиб. Я не смогла, родители не сумели, а он нашёл на тебя правило!

– Не, Софья Петровна, – говорю, – сам за ум взялся!