В огне аргентинского танго
Шрифт:
Электроэнергию производили солнечные батареи, которыми густо были увешаны все крыши, и еще несколько блоков панелей стояли на высоких столбах. Имелся какой-то там загогулистый механизм переработки отходов жизнедеятельности людей и животных, дававший на выходе, во-первых, большое количество тепла, во-вторых, газ, а в-третьих, удобрение для теплиц, сада и огорода.
Вода на хуторе добывалась из скважины и проходила специальную обработку, в результате чего Протасов получал так называемую «живую воду» для пищи и просто структурированную чистую воду для технических нужд. Теплица пристроена к дому в виде
По настоянию Веры завели несколько курочек, пару петухов, гусей-уток. Еще прибилась к их «ковчегу» дикая драная кошка, неизвестно откуда пришедшая, назвали ее Лишайка из-за проплешин на боках от выдранных в боях за жизнь клоков шерсти, обосновавшаяся в конюшне, – вот и вся живность.
В саду росли яблони, груши, сливы, летом в огороде выращивали все овощи и ягоды, этим Вера руководила и занималась. Урожаи получали большие. Так что хватало и их с Колей семье, и родным Глеба в Москву отправляли. Выращивали бобовые разные понемногу, овес для лошадей, а пшеницу и рожь покупали в агрофирме. Протасов соорудил мельничку небольшую, сами делали муку и пекли хлеб, настоящий, на закваске, по старинным рецептам проращивая, а потом высушивая зерна.
Одним словом – случись апокалипсис, на этом островке всегда будет вода, еда, тепло и электричество.
Понятное дело, имела эта «автономная лодка» контакты с ближним и дальним миром. Раз в неделю та самая тетка, у которой когда-то Витяй спер полмешка овса и звали которую Степановна, приезжала из села с племянницей на древнем тарахтящем мотоцикле с коляской, и они помогали Верочке навести порядок в доме.
А главный инженер агрофирмы, в которую теперь входило село, прознав, кто Протасов по специальности и кем раньше работал, призывал его на помощь, когда что-то с оборудованием или механизмами не ладилось. С особым уважением и всегда приезжая лично, чтобы пригласить. Глеб не отказывался, но и большой радости не выказывал. Ну а дальний мир, московский – друзья и родители Глеба, – приезжал сам.
«Экскурсию» они закончили в просторной комнате мансарды на третьем этаже, где из большого окна открывалась потрясающей красоты и широты панорама. Слава богу, этого помещения не коснулось поднадоевшее уже средневековье, и Глеб сделал из нее нечто вроде места для созерцания и расслабления: низкая восточного типа лежанка с кучей разнокалиберных подушек, два кресла-подушки у окна. А в другой половине комнаты находились книжные стеллажи под потолок, пара кресел, небольшой круглый столик, кушетка и телевизор на стене.
Они почему-то оба долго молчали, смотрели в окно на поля и леса до горизонта. Лиза была потрясена всем, что увидела, и всем, что рассказал ей Глеб, и переживала странное ощущение: восхищение этим мужчиной, силой его таланта, и какую-то тяжелую грусть оттого, что он отрекается сам от себя.
А Протасов переживал удивление, близкое к потрясению, от понимания, что рассказал ей так много про себя и так много открыл того, что и в прошлой жизни,
И эти их мысли, переживания, непонятно каким вдруг образом создали некую взаимную неуютность и скованность, которые все ширились невидимым пузырем, почти осязаемо разъединяя их.
И Лиза, оторвавшись от созерцания пейзажа за окном, повернулась и посмотрела на Протасова, а он посмотрел на нее – и все изменилось в один момент!
Они одновременно шагнули навстречу друг другу, и Глеб подхватил ее в объятия, оторвав от пола, а она обвила его руками и ногами, и, замерев на секунду, близко-близко заглянув друг другу в глаза, они соединили губы в поцелуе, в котором растопились и испарились все сложные и надуманные переживания и барьеры между ними.
И вот они уже упали на эту прекрасную восточную лежанку, и уже летит в стороны одежда, и они торопятся и что-то шепчут непонятное друг другу, и улетают куда-то в свой мир, соединившись телами. И в самый последний момент, достигнув вершины, Лиза вдруг почувствовала нечто совершенно необыкновенное, чудо какое-то запредельное… Она распахнула глаза, смотрела на склоненное над ней лицо Глеба, достигшего и своей вершины, и вдруг, словно в какой-то дымке, всего на несколько мгновений, ей показалось, что она видит прозрачный золотистый столб света, протекающий между ними и поднимающийся дальше, в пространство…
Чувства, ощущения и эмоции, которые Лиза переживала в этот момент, невозможно было бы описать и выразить никакими словами, она переживала не просто оргазм, это было… это было…
И вдруг она совершенно отчетливо и ясно поняла, что только что в ней зародилась новая жизнь.
– Ты это видел? Чувствовал? – шепотом спросила она у Глеба через несколько минут.
– Такого не чувствовал никогда, – прошептал он глухо где-то у нее над головой, не делая ни одной попытки пошевелиться.
– Ты видел это?
– Что? – спросил он, и по голосу было слышно, что улыбнулся. – Звезды перед глазами? Точно видел.
Лиза не стала больше расспрашивать, она испытывала такие странные удивительные чувства и огромное смятение.
– Пошли обедать, – не двигаясь, предложил Протасов. – Вера нас наверняка заждалась. Да и карпы остынут.
– Пошли, – согласилась Лиза, решив ничего ему не рассказывать.
Обед не просто удался, а восхитил Лизу, не устававшую нахваливать великолепную рыбу и таланты кулинара. А Вера все уговаривала съесть еще и еще, мужчины поддерживали радушную хозяйку, и Лизавета, не в силах отказать, налопалась так, что еле дышала.
– Слушайте, я же двигаться не могу, а мне же ехать пора уже! – возмутилась она в конце обеда.
– Ну у тебя еще есть время передохнуть, – рассмеялся Протасов. – Спасибо, Верочка накормила от души. Очень вкусно было.
– Да пожалуйста, и с большим удовольствием, – порадовалась Вера и спросила: – Так можно собираться?
– Конечно. Но можно не торопиться.
– А куда им собираться? – поинтересовалась Лиза, когда они с Глебом вышли из кухни и поднимались наверх.
– Они с Колей отвезут тебя в Москву, а заодно навестят своих детей. Их мальчишки оба поступили в институты и живут там с бабушкой.