В огне торпедных атак

Черцов Андрей Ефимович

Я стоял за штурвалом. Легкий ветерок едва рябил поверхность моря. Несмотря на усталость, настроение было хорошее. Мы все ближе и ближе подходили к Севастополю - колыбели Черноморского флота, к городу, где я стал военным моряком.

В районе Керченского пролива нас легонько потрепали трех-четырехбальные волны. Но когда миновали скалу Парус, камни Эль-Чан-Кая, море снова стало зеркально гладким, и мы быстро шли вперед, к Ялте.

Я разрешал на больших переходах, когда не было опасности, отдыхать повахтенно, прямо на постах. Но спать

никто не хотел. Все вышли на верхнюю палубу.

По борту проплывали берега Крыма. Вот скоро на траверзе появится Судак. Как складывается обстановка! Всего несколько дней назад тут нельзя было появиться нашим катерам, ибо их сразу бы уничтожили фашистские самолеты. А теперь враг ошеломлен и бежит.

Солнце уж скрылось за высокими горами, когда мы вошли в маленькую ялтинскую бухту и стали на якоря.

Еще совсем недавно Ялта, находясь под пятой фашистских оккупантов, казалась мертвым городом. Жители выходили из домов и подвалов очень редко. По улицам с пронзительным воем проносились военные машины. Набережная была уставлена железобетонными долговременными огневыми точками, а улицы, спускающиеся к морю, перекрыты каменными стенами. Всюду торчали стволы пушек и пулеметов: фашисты боялись нашего морского десанта.

Но никакие укрепления не уберегли гитлеровских захватчиков от разгрома. 16 апреля 1944 года с гор, нависших прямо над Ялтой, словно соколы, спустились партизаны. По Симферопольскому шоссе, через Гурзуф и Никитский сад к Ялте устремились бойцы славной Приморской армии. С моря, из туманной дымки, оставляя за собой пенящиеся буруны, показались наши малые корабли. Они на полном ходу шли прямо в порт.

Мощный короткий удар - и фашисты, бросая оружие и технику, в панике спешно бежали к Балаклаве.

Коварный враг жестоко расправлялся не только с жителями Ялты, но и со своими солдатами. На молу фашисты уничтожили всю прислугу румынской батареи. Очевидно, румынские артиллеристы отказались прикрывать отступление, или, вернее, бегство, своих хозяев, и были убиты выстрелами в затылок.

Убегая, гитлеровцы заминировали причалы. Через каждые десять - пятнадцать метров было заложено почти по грузовику аммонала. Провода от взрывателей соединили со взрывательной машинкой, спрятанной в доте, где был оставлен смертник.

Оккупанты рассчитывали, что солдат взорвет мол с причалами, когда в Ялту придут корабли и ошвартуются. Но фашист струсил. Едва в городе появились наши войска, он сдался в плен.

Несколько дней минеры откапывали и вывозили взрывчатку.

В первую же ночь пребывания в Ялте я получил приказ идти в составе группы, которую флагман поведет к Херсонесскому мысу. Эта весть мгновенно облетела экипаж. Радости не было конца. Мы первыми идем к Севастополю! Скоро, возможно, будем и в самом городе, ведь части Приморской армии уже двинулись из Ялты дальше и не сегодня-завтра будут вести бои на подступах к Севастополю.

Разъяснив задачу, флагман спросил меня:

– Выдержишь?

– Выдержим!
–

ответил я. Другого сказать я не мог, ведь перед нами Севастополь. Правда, в практике почти не встречалось случаев, чтобы торпедный катер был на ходу без перерыва целые сутки. Наш же катер был старым, сильно потрепанным в боях, экипаж устал, но я верил в своих людей. Все они были коммунисты и комсомольцы.

Пока наш экипаж принимал из баков большого восьмимоторного флагманского катера горючее, проверял готовность оружия и состояние механизмов, ко мне подошел Александр Кананадзе.

– Так, значит, вместе к Севастополю?
– спросил он.

– Вместе, Сандро. Желаю счастливого плаванья.

– И тебе успеха и побед.

В то время мы и не предполагали, что Кананадзе первым откроет боевой счет под Севастополем и что ему одному из первых среди нас будет присвоено звание Героя Советского Союза.

Через час мы выходили из порта, взяв курс на запад, В темном небе стояло огненное зарево. Бои шли уже в районе Балаклавы.

Миновали мыс Сарыч, и сразу же стало болтать. Засвистел ветер, волны становились все круче, все злее.

Пришли в заданную точку, застопорили моторы. Катера развернуло лагом к волне, и началась качка. Болтало так, что, казалось, душу вывернет наизнанку.

Сквозь шум волн до нас с берега доносился грохот канонады. Нарастающий рев мотора заставил меня насторожиться. Всмотревшись в темноту, я увидел в небе синие вспышки выхлопов. Прямо на нас, набирая высоту, летел тяжелый транспортный самолет, направляясь в Румынию.

Боцман, вцепившись руками в рукоятки пулемета, вел ствол впереди самолета. Одно слово - и он открыл бы огонь. Но сбить из нашего пулемета такой самолет было трудно, а по стрельбе нас могли обнаружить фашисты, и мы сорвали бы выполнение поставленной перед нами задачи.

Боцман скрипнул зубами в выругался:

– Улетел, гад! Да ничего, все равно долго не налетает, поймает его кто-нибудь на мушку.

Час проходил за часом. Уже укачало многих из экипажа, а ветер крепчал, шторм расходился не на шутку. Стало ясно, что в эту ночь нас постигнет неудача. Вряд ли в такую погоду вражеские корабли рискнут выйти в море, да и трудно их будет атаковать на такой крутой волне.

Вскоре был получен приказ командования возвращаться назад. И тут наша "девятка" не выдержала. Пройдя миль пять по бушующему морю, мы резко снизили скорость.

– Старшина, в чем дело?
– крикнул громко я. Зайцев бегом направился в моторный отсек и, вернувшись, доложил:

– Левый мотор вышел из строя.

– Сколько времени потребуется для ввода?
– спросил я.

– Много, - неопределенно ответил старшина, и я понял, что дело серьезное и вряд ли мы из него выпутаемся своими силами, да еще в походе.

Но мотористы приступили к разборке мотора, ибо у катерников давно выработалось правило - какая бы поломка ни случилась, ремонт начинать сейчас же.