В огне. Том 2
Шрифт:
— Если честно, я на это внимания не обратил, он просто зашёл и всё. Я не заметил охранника, его либо не было, либо Смоляков на него не смотрел.
— Я даже не знаю, что меня расстраивает больше: прогулка Смолякова или что у нас проходной двор, а не штаб, — признался я. — Надо с Ринатом поговорить насчёт охраны. А ты никому ничего не рассказывай! Просто продолжай следить!
— Понял, продолжаю, — ответил Егор.
Я покинул кухню и вышел во двор, чтобы на свежем воздухе подумать, что мне теперь делать со Смоляковым. В том, что бывший распорядитель вёл какую-то непонятную игру, сомнений уже не было. Но я не мог
А для начала я решил пробраться в комнату к Смолякову и посмотреть, что находится в той самой сумке, о которой говорил Егор. Для этого нужен был ключ и как-то вытянуть бывшего распорядителя из комнаты. И то и другое не являлось большой проблемой. У охраны на центральном посту имелся запасной комплект ключей от любой комнаты в доме, кроме моей и Катиной. Взять ключ от комнаты Смолякова труда не составляло, и я сразу же пошёл и сделал это.
Охранник поинтересовался, зачем я роюсь в коробке с ключами, но ответ, что мне срочно надо попасть в комнату к Соломонычу, его устроил. Парень решил, что много вопросов главе клана и Верховному магу Огня задавать не стоит, и был прав. Я быстро нашёл ключи от комнат Смолякова и Соломоныча, второй забрал тоже, чтобы не возникло подозрений. После этого осталось лишь дождаться, когда бывший распорядитель покинет свою комнату.
Ждать пришлось недолго. К восьми часам народ начал подтягиваться на завтрак. В начале девятого на кухню пришёл и Смоляков. После гибели Элины все завтракали быстро, особо никто за столом не задерживался, всем было тяжело находиться на кухне. Без звонкого смеха подруги Гарика и её привычного пожелания приятного аппетита, это помещение стало неуютным.
Я опасался, что Смоляков, глядя на остальных, тоже долго за столом не задержится, поэтому попросил идущего на завтрак Мирона любым способом задержать бывшего распорядителя на кухне хотя бы на десять минут. Когда Арбатов присел к нему за стол, я со всех ног бросился в комнату Смолякова.
К моей радости, сумка, которую распорядитель принёс ночью, была всё ещё под кроватью. Я достал её и рассмотрел. Небольшая, спортивная, очень грязная, она выглядела идеально, чтобы прятать её в куче мусора, внимание она там явно не привлекала.
Осторожно расстегнул замок-молнию и заглянул внутрь. Первое, что бросилось в глаза — огромный нож, скорее даже тесак. И он был весь в крови. Мне даже было неприятно брать его в руки, но всё же я это сделал и внимательно этот нож разглядел. При ближайшем рассмотрении оказалось, что кровью вымазано только лезвие, рукоятка была чистой. И ещё я понял, что это не просто кровь, оставшаяся после пользования ножом.
На лезвие кровью были нанесены какие-то знаки или руны. Я попытался их разглядеть получше и до такой степени напряг зрение, что перед глазами внезапно появилась надпись:
ЖЕРТВЕННЫЙ НОЖ. ХАРАКТЕРИСТИКИ ЗАБЛОКИРОВАНЫ. РАСОВЫЕ ОГРАНИЧЕНИЯ
От неожиданности я чуть не уронил жуткую находку. Положил её на пол и принялся доставать остальное содержимое сумки. Помимо ножа, в ней были пучок какой-то сухой травы, чёрная повязка и стограммовая бутылочка из тёмного стекла, наполненная наполовину какой-то густой жидкостью. На
Внимательно и долго разглядывать эти предметы времени не было, к тому же и увиденного было достаточно, чтобы всерьёз призадуматься. Я аккуратно сложил всё назад, застегнул замок и вернул сумку под кровать. После чего быстро покинул комнату.
Глава 23
Когда я вошёл на кухню, Смоляков, который к этому времени уже доел свой завтрак, о чём-то беседовал с Мироном. Разговаривали они стоя, было видно, что бывший распорядитель очень хочет уйти и собирается это сделать, но Арбатов его задерживает из последних сил какими-то вопросами. Завидев меня, Мирон радостно улыбнулся и закончил разговор. Я подошёл к ним, поздоровался с обоими за руку и спросил Смолякова:
— Ты как себя чувствуешь? Как спалось?
Признаться, я даже не знал, с чего начать разговор о его ночной прогулке, но делать это стоило явно не на кухне, поэтому я пока ограничился дежурной нейтральной фразой.
— Спал всю ночь, — ответил бывший распорядитель. — Даже снов не помню. На кровати это намного приятнее, чем на полу, да ещё и прикованным к крюку в стене.
Смоляков посмотрел в сторону, словно что-то там увидел, и в это же время протянул мне сложенный вдвое небольшой лист бумаги. Я развернул его и прочитал: «Уведи меня в подвал под любым предлогом!»
Выходило, что планы наши на данном этапе совпадали: мы оба хотели поговорить вне поля зрения Системы.
— Мне твои советы нужны по построению оборонительных сооружений, — выпалил я первое, что пришло в голову. — Можешь чертежи посмотреть?
— Могу, — ответил Смоляков.
— Тогда пойдём, они у меня в переговорке.
Мы спустились в подвал, и, едва я закрыл дверь, Смоляков произнёс:
— У меня есть для тебя одна новость. Лучше я сам признаюсь, всё равно кто-то да увидит и скажет. Ну и, вообще, в нынешней ситуации полная открытость не помешает.
— Внимательно слушаю, — сказал я, присаживаясь за стол.
— Я стал орком.
— Неожиданно, конечно, но что поделаешь? Сибиряк с Мироном говорят, что особых проблем им это не доставляет.
— Мне пока тоже, — сказал Смоляков. — Ну и ещё могу добавить, что Савков — это Шаман. Но я думаю, об этом ты уже давно знаешь.
— Знаю, — признался я. — И знаю, что ты боишься, как бы он за тобой следил, раз передал мне записку.
— Макс, как ты думаешь, если твой пацан, с которым мы виделись всего ничего, может залезать мне в башку и видеть моими глазами, неужели такой волчара, как Шаман, который несколько дней проводил со мной разные эксперименты, этого не умеет делать?
— Не спорю, — сказал я. — Судя по тому, что видел Егор, он кровь у тебя забирал и что-то с ней делал.
— Не только забирал, — со злостью ответил Смоляков. — Он меня ещё и пить её заставлял. Не знаю уж, мою или чью-то чужую, но заставлял. Причём судя по тому, что я половину времени вообще не помню, что там происходило, делать он это мог часто.
— Почему не помнишь?
— Он меня постоянно в какой-то транс вводил. Приходил, мы начинали разговаривать, а потом я будто отключался. Приходил в себя — никого уже не было. Я вполне допускаю, что он не только видит моими глазами, но и слышит моими ушами. Поэтому передал записку.