В огонь и в воду
Шрифт:
И пока Коклико, по знаку Югэ, брал шпагу маркиза и подавал ему, Югэ продолжал:
— Вы сейчас спрашивали, как меня зовут, принцесса. Не угодно ли вам прочесть эту бумагу, и прочесть громко? Не мешало бы, чтобы маркиз знал, кто я такой, прежде, чем мы скрестим наши шпаги.
Взглянув с любопытством на того, кто так почтительно опять склонился перед ней, принцесса Леонора посмотрела на бумагу, вынутую молодым человеком из кармана. Лицо её осветилось радостью.
— Ах! Я знаю, что судьба создала вас дворянином! — сказала
И звонким голосом она прочитала:
— Вы видите перед собой моего сына, Югэ-Поля-де Монтестрюка, графа де Шарполя, в чем подписью моей свидетельствую: Луиза де Монтестрюк, графиня де Шарполь.
— А теперь становитесь, становитесь же скорее! Маркиз, у вас ваше имение, а у меня имя.
— Черт возьми! Я хочу ещё и твоей крови!
Маркиз стал в позицию, но Югэ остановил его знаком и, обратясь к своим товарищам, сказал им повелительным голосом:
— Бой как следует! И никому не трогаться с места, даже если я упаду!
Кадур подошел поближе и, скрестив руки, уставился на Югэ.
— А тебя, подлый раб, я велю запороть до смерти! — крикнул маркиз.
В ту же минуту послышался звон оружия. Обе шпаги встретились и столкнулись. У Югэ в руке была та самая шпага, которой отец его убил барона Саккаро. На клинке были ещё видны пятна крови.
Маркиз надеялся сначала легко справиться с молодым графом, но скоро понял, что перед ним противник нешуточный, и стал сам гораздо внимательней. Но как ни быстро он действовал шпагой, конец её всякий раз встречал шпагу Югэ, который хладнокровно, совершенно владея собой, как когда-то с Брикетайлем, прощупывал своего противника. В одну секунду он обвил клинок маркиза и обезоружил его.
Коклико поднял шпагу и подал её маркизу.
— Продолжайте, маркиз, это ничего, — сказал Югэ.
Маркиз явственно расслышал шепот и подавленный смех зрителей и с яростью кинулся на противника.
— Вы открываетесь, маркиз, берегитесь! — сказал Югэ.
И в другой раз, отбив его шпагу с непреодолимой силой, он отбросил её в самый угол зала. Маркиз бросился за ней, как волк, но Коклико опередил его и опять подал ему шпагу рукояткой вперед. Бой возобновился жестокий, упорный, молчаливый. Глаза маркиза горели, как уголья, зубы были стиснуты. Вдруг, и в третий раз шпага его полетела прочь из рук.
— Браво! — крикнула принцесса, удивляясь невольно изящной ловкости и невозмутимому хладнокровию молодого графа.
В отчаянии, совсем обезумев, маркиз схватил себя обеими руками за голову.
— Убейте меня! — вскричал он. — Да убейте же меня, наконец!
— Хорошо! Теперь будет и кровь! — отвечал Югэ, в то время как Коклико опять с улыбкой подавал шпагу маркизу.
Кадур смотрел невозмутимо. Югэ собрался с силами и, не ожидая нападения противника, как только скрестились клинки, кинулся, как пуля и первым же ударом проколол насквозь руку маркиза.
Маркиз хотел поднять
Югэ схватил её и, вложив сам в ножны, висевшие на поясе маркиза, тупо смотревшего на него, сказал:
— Маркиз, носите эту шпагу на службе его величества короля.
Коклико бросился к окну и крикнул фокуснику:
— Эй, приятель! Придержи-ка медведя и освободи гарни зон!
Принцесса подошла к Югэ бледная, взволнованная и сказала:
— Граф, я считаю себя счастливой, что встретилась с вами и надеюсь ещё встретиться. Ваше место — не здесь в глуши, а при дворе. Принцесса Мамьяни ручается за ваш успех там.
Между тем, страшная борьба происходила в душе маркиза. Гнев ещё бушевал в ней. Он побежден у себя дома, и побежден ребенком, у которого еле пробиваются усы! Но, с другой стороны, не простой же человек стоял перед ним. Он сам не знал — не поступил ли бы он так же, окажись на его месте.
А Югэ, казалось, совсем забыл о маркизе. Вложив шпагу в ножны, он собирал своих товарищей и строил их, чтобы уйти из замка.
Наконец, в борьбе добра и зла в душе маркиза победило добро и он сказал, подойдя к Югэ:
— Граф де Монтестрюк, у вас сердце дворянина, как и имя дворянина… Обнимемся.
— Вот это благородно! — вскричала принцесса. — Поклянитесь мне оба, что искренняя дружба свяжет вас обоих отныне навеки!
— Клянусь вам! — вскричал маркиз, — эта дружба будет такая же глубокая и такая же вечная, как мое удивление перед вами, прекрасная принцесса!
Она улыбнулась, краснея, а Югэ и маркиз по-братски обнялись.
Дворецкий, прибежавший наконец с людьми маркиза, застыл в изумлении при виде этих неожиданных событий.
Маркиз рассмеялся:
— Черт возьми! Ты ещё не то увидишь здесь. Теперь этот молодой человек — лучший из друзей, и я требую, чтобы он был полным хозяином в Сен-Сави, как у себя в Тестере: лошади, экипажи, люди — все принадлежит ему. В доказательство дружбы я готов пожертвовать ему все, что он пожелает.
В эту минуту взор его упал на араба, который все ещё стоял в стороне, неподвижный и молчаливый.
— А ты, неверный, изменяешь своему господину! Но пришла и твоя очередь. Пусть четверо схватят этого разбойника и забьют его плетями до смерти!
Тут вмешался Югэ:
— Вы только что обещали пожертвовать всем, чтобы доказать вашу дружбу?
— Готов ещё раз повторить.
Югэ показал пальцем на араба:
— Дикий невольник, отнятый у африканских корсаров. Мне подарил его двоюродный брат.
— Отдай его мне!
— Бери. Сент-Эллис всегда держит слово.
Югэ подошел к Кадуру и, положив руку ему на плечо, сказал:
— Ты свободен.
— Сегодня меньше, чем вчера, — ответил араб.
И, взяв руку Монтестрюка и положив её себе на голову, он продолжал: