В океане без компаса
Шрифт:
Не знаю, сколько именно черепах запечатлел фильм. Д-р Генри Гильдебранд, отыскавший эту пленку, произвел тщательные подсчеты и пришел к выводу, что на берегу их было десять тысяч. Пересчитав тех, которых можно было ясно рассмотреть, и учтя время, которое в среднем требуется самке, чтобы вырыть гнездо, а также время, в течение которого черепахи оставались на берегу в этот день Генри пришел к выводу, что в целом в аррибаде участвовало сорок тысяч ридлей. Я не проверял его выкладок, но, даже просто поглядев этот фильм, думаю, что он не преувеличивал. Некоторые писатели, желая дать представление об огромном скоплении животных, говорят, что по их спинам можно было бы пройти через озеро (или реку), не замочив ног, или пробежать милю, не ступив на землю. Так вот, в тот день на мексиканском пляже вы могли бы проделать это буквально, а не метафорически. Вы могли бы пробежать милю по спинам черепах, ни разу не
Например, один попавший в объектив самец настолько поддался общему духу, что последовал за самкой — за одной из десяти тысяч самок — на пляж, всю дорогу назойливо и тщетно пытаясь взобраться на нее. А ведь обычно морские черепахи спариваются только в воде! И эти кадры еще усилили то странное, почти фантастическое впечатление, которое производил весь фильм, увековечивший невиданное, сказочное зрелище.
Впервые я увидел его в затемненной аудитории Техасского университета в Остине. Мне запомнилось, как долго они не могли приладить черные шторы, а потом кому-то пришлось отправиться на поиски кассеты другого размера, и напряжение, с которым я ждал того, что мне обещали показать, уже перешло все пределы. Тогда в Остине предстоял съезд Американского общества ихтиологов и герпетологов. Генри Гильдебранд, профессор биологии в университете города Корпус-Кристи, около двух лет занимался расследованием слухов о массовых откладках яиц на пляжах Мексиканского залива в Техасе и Мексике. Эта сыскная деятельность в конце концов привела его в Тампико к инженеру Андресу Эррере, у которого, как говорили, имелся старый кинофильм о подлинном нашествии черепах. Это случилось как раз перед съездом, что выходило весьма удачно. Слухи о фильме оказались вер-ними, а где, как не на съезде, его демонстрация могла произвести максимальное впечатление?
Генри позвонил мне, чтобы устроить предварительный просмотр, так как хотел убедиться, что в фильме и в самом деле сняты ридлеи и он не принял желаемое за действительное. Сильно преуменьшенное описание того, что мне предстояло увидеть, я счел преувеличением, порожденным восторгом, который вызвала в нем его находка. Иначе и быть не могло! Тем не менее фильм, показывающий даже одну ридлею за рытьем гнезда, заслуживал того, чтобы ради него съездить в Остин. И я поехал. Вот каким образом я очутился в затемненной аудитории Техасского университета. Затем запечатленная на цветной пленке аррибада выбралась на берег в Ранчо-Нуэво, и я вдруг поверил, что в мире могут случаться невероятные чудеса.
Фильм был короткий, кое-где рваный, выцветший и поцарапанный. Но тем не менее это была картина года, боевик десятилетия! Впрочем, для меня он был лучшим фильмом всех времен. На мой взгляд, на взгляд человека, двадцать лет гонявшегося за ридлеями, летописца странностей ридлеи, этот фильм затмевал все, что было когда-либо снято, начиная от «Рождения нации» и кончая «Греком Зорбой». И Андрес Эррера в моих глазах превзошел и Феллини, и Хичкока, и Уолта Диснея. Где им было до него! На фестивале в Каннах этот фильм, пожалуй, не стал бы сенсацией, а впрочем, возможно, и стал бы. Однако любого зоолога, особенно зоолога — специалиста по черепахам, и в частности меня, он ошеломлял. Я до сих пор не понимаю тупого равнодушия мира, в котором подобный фильм мог остаться почти незамеченным.
Я нисколько не преувеличиваю. Поразителен был не только сам фильм, но и дразнящее, почти сверхъестественное его обнаружение именно на этом этапе моих двадцатилетних поисков, которые вели меня к разгадке тайны, покрытой непроницаемым мраком.
В 40-х годах, когда я только-только начал серьезные поиски мест размножения ридлеи и с тревожным недоумением обдумывал утверждения рыбаков, будто эти черепахи вообще не размножаются, Андрес Эррера уже принадлежал к той горстке обитателей мексиканского побережья Мексиканского залива, которые знали про аррибаду. Сам он ни одной пока не видел, но зато слышал множество рассказов про них и пришел к убеждению, что в этих, казалось бы, фантастических небылицах должно быть зерно истины. Как-то, находясь в Мехико, он упомянул об этих легендах, разговаривая с кинооператором фирмы «Патэ». Тот страшно разволновался и уговорил дона Андреса, у которого был маленький самолет, полетать с ним над берегом, так как нашествие черепах могло бы стать отличным сюжетом для документального фильма. Им было известно только, что черепахи могут появиться на берегу в любой день от начала апреля до конца июня в любом месте 90-мильного пляжа, в окрестностях
Во время двадцать четвертого полета у кинооператора началась морская болезнь, и вечером он объявил, что с него хватит. Больше искать аррибаду он не намерен. Возможно, он пришел к выводу, что это просто выдумка. Не знаю. Но, во всяком случае, на следующий день он остался в Тампико. Однако свою камеру он одолжил Эррере, и тот снова полетел над берегом. Именно тогда он и снял величайший фильм века.
Удивительно, сколько надежд обрело в этом фильме свою кульминацию. Эрреру он более чем вознаградил за двадцать четыре бесплодных полета. (Правда, я не знаю, что чувствовал кинооператор.) Для Генри Гильдебранда фильм явился замечательным завершением терпеливых поисков, которые он вел на побережье Техаса и Мексики, собирая факты, лежавшие в основе фантастических слухов. Мне же он принес поразительный ответ на вопрос, который мучил меня целых двадцать лет.
На протяжении моей жизни я не раз бывал повинен в опрометчивых утверждениях. В частности, я утверждал, что морская черепаха ридлея — самое таинственное из живых существ, если исключить гигантского кальмара, снежного человека и еще кое-кого из той же компании. И ответ на загадку ридлеи явился с блеском, достойным тайны. Как жаль, что ридлея — всего лишь черепаха! Как жаль, что эта загадка относилась к области биологии и лежала далеко в стороне от жизни и интересов подавляющего большинства людей! Грустно и обидно, потому что ответ был сенсацией, редкой для естественной истории. На мой взгляд, Андрес Эррера более чем достоин возведения в дворянство, Нобелевской премии или любой другой почетной награды. Да он ее и получил бы, будь на месте ридлеи всего только рибонуклеиновая кислота, или Неопознанный Летающий Объект, или хоть что-нибудь более доходчивое.
Но каким бы ошеломляющим ни было раскрытие тайны ридлеи, оно не пришло как гром с ясного неба. С того времени, когда я всесторонне рассмотрел эту тайну в книге «Наветренная дорога», до обнаружения фильма Андреса Эрреры кое-какой прогресс все-таки был достигнут. Однако он был таким медленным, зигзагообразным и дразнящим, что не давал никакой радости. И, сообщая о нем, я написал следующие тоскливые строки:
«Раньше мне казалось, что раскрытия тайны придется ждать до тех пор, пока однажды кто-то не наткнется в каком-нибудь глухом месте на множество ридлей, собравшихся там, чтобы, укрывшись от посторонних глаз, совершить ритуал продолжения рода. Но вместо того чтобы блеснуть ослепительной молнией, ответ мало-помалу слагается из отрывочных сведений, которые постепенно приносит время. Теперь мы, наконец, твердо знаем, что существуют и самцы и самки ридлеи. Мы знаем, каких размеров они достигают в зрелом возрасте и как выглядят сразу после выхода из яйца. Мы знаем, что они способны — по крайней мере, иногда — производить себе подобных. Тайна уже во многом открыта, и теперь остается только заполнить пробелы и разобраться в отдельных неясностях».
Так дело и шло. Великая тайна заслуживает эффектного раскрытия, но загадке ридлеи, по-видимому, было суждено бесславно разрешиться по кусочкам по мере накопления мелких фактов.
Одним из первых весомых признаков того, что гнездовые пляжи ридлей могут быть вскоре найдены, явились три панциря ридлей на стене маленького кабачка на южном берегу Мексиканского залива. Этот крытый пальмовыми листьями кабачок находился к югу от Альварадо в мексиканском штате Веракрус. Панцири были выкрашены красной краской и прибиты рядком на фасаде, и даже из нашего движущегося автомобиля в них сразу можно было узнать панцири ридлей. Какой смысл вкладывал в них владелец кабачка, я не знаю, но для меня они явились внезапным знамением, обещавшим, что старая загадка может в один прекрасный день быть полностью разгадана.
Я резко нажал на тормоз. Завизжав шинами, «универсал» остановился, а мой младший сын тут же потребовал объяснить, что делают красные черепахи на этой стенке.
— Не знаю, — сказал я. — Но хотел бы узнать.
— Так пойди и посмотри! — посоветовал он, и я ответил, что собираюсь сделать именно это.
Я отогнал машину с дороги, высадил свое семейство, убедился, что они нашли себе увлекательное занятие, угощая бутербродами осликов, привязанных у входа в кабачок, вошел внутрь, заказал пива и завел с хозяином разговор о черепашьих панцирях.