В океане "Тигрис"
Шрифт:
Справа скалы, слева фарватер. Сцилла и Харибда! Уже несколько кораблей промчалось мимо. Норман пытался связаться с ними, дать знать о себе: «Осторожней, рядом «Тигрис»!» Безуспешно. Нарушил радиоправила и вышел в эфир в минуты молчания, когда разрешено радировать только «SOS»: «Я «Тигрис», я «Тигрис»!» Вроде бы кто-то услышал, но тут же исчез. Что с нами будет ночью?!
19.45. В хижине натянули по стенам радиоконтрастную пленку. Подняли мигалку на клотик.
АПОГЕЙ
Полночь,
Извлечены из воды боковые кили, переставлен парус, ибо теперь уже идем на юго-восток, следуя изгибу колена.
С правого борта груды нагроможденных друг на друга камней, с левого — корабли, десятки кораблей, больших и маленьких. Стоит рулевому на одном из них чуть-чуть зазеваться, отвлечься, срезать угол — ни умение, ни интуиция, ничто не спасет, только случай!
А мы летим, как мальчишки, по лестнице, едва касаясь ступеней, — не свернуть, не остановиться, лишь бы голова уцелела, а синяки сосчитаем потом!
Славный ветер, славная скорость! Славная ночь!
ФИНАЛ
Разбудила нас тишина.
Ветра почти нет, яркое солнце, горы отступили и приветливо желтеют вершинами. Ормузский пролив позади. Мы в Оманском заливе, то есть в Аравийском море, то есть в Индийском океане. Ура!
Глава VII
Оман море
СПЛОШНЫЕ РАДОСТИ
Последний день года — день удач.
— Дау! — крикнул Детлеф, и действительно в утренней дымке виднелась шхуна, она приближалась, неспешно постукивая мотором, Рашад махал нам с борта, и вскоре он был среди нас, и все очень радовались, а Рашад больше всех!
На дау, как выяснилось, забарахлила не только помпа, но и рулевая система, поэтому они вчера срочно свернули в Рас Эль Шейх, маленькую деревню на берегу. Там они ремонтировались и ждали нас! А мы же не знали, что нас ждут, и пролетели мимо, да и как бы мы могли остановиться ночью, в кульминационный момент перехода?!
Хорошо, что экипаж «Тигриса» опять в полном сборе. Хорошо, что дно лодки, гуары, носовая заплата в добром здравии — Герман и Тору сплавали в аквалангах и установили это с абсолютной точностью.
Хорошо, что в 15.00 Норман установил связь с моими земляками и я поговорил с Ксюшей!
Решили укрепить капитанский мостик, он сильно расшатался, и проделали эту работу удивительно быстро. Все удавалось нам в этот день.
Ганс Питер колдует на кухне — готовит праздничный ужин… Вымылись, переоделись. Управлять почти не нужно, практически безветрие — медленно дрейфуем, подгоняемые изредка порывами норд-оста.
НОВЫЙ ГОД
Стемнело. Стали готовить праздничный ужин. Посреди стола водрузили Ксюшину, хранимую с Эль-Курны
Тур хотел стать на плавучий якорь, чтобы вообще никому не дежурить на мостике, но Карло — был час его вахты — благородно воспротивился: вдруг шквал? А стол наш сиял огнями, мерцали свечи внутри пластиковых бутылочных абажуров, сверкали над головами, как солнца, киносветильники Норриса. Полюбовался я на эту красоту и понял, что без Карло праздник не праздник.
Пошел и категорически объявил ему это.
Карло — «Дьявол с вами» — покорился коллективу. Живо выбросили за борт маленький парашютик, и вот уже все одиннадцать за столом.
Тур поднимает бокал за уходящий год. Норрис оделяет каждого смешной игрушкой — кого слоном, кого лягушкой, кого крокодилом.
В девять часов дружной развеселой толпой отправились на корму — вытаскивать сообща якорь.
Ждали, что это будет, как всегда, невероятно трудно, однако получили от Деда Мороза новый подарок: якорь вытащился с великой легкостью, чуть не одной рукой. Сие хоть подарок, но и предостережение: очевидно, полюсное отверстие в нашем парашютике слишком велико и пользы от него (парашютика), значит, мало.
На вахте остались Норман и Рашад, остальные залегли. Нынче мы с Германом стоим с двадцати двух до полуночи. Опять-таки удача, ибо я должен выпить под бой курантов — так условлено с Ксюшей — и прочесть ее письмо, которое со старта берегу запечатанным.
ЕЩЕ ДВАЖДЫ НОВЫЙ ГОД
До половины двенадцатого было спокойно. Герман слушал по радио испанскую музыку, возле нактоуза, освещенные керосиновой лампой, ждали своего часа два стакана и бутылка с коньяком.
Вдруг ветер окреп и парус заполоскал. Пока его укрощали, время шло; глянул на часы — без пяти! Переключил приемник на Москву, подстроился и услышал голос Левитана — последние торжественные фразы, сейчас ударят куранты, — а парус вновь, как нарочно, требовал внимания. В общем, Новый год для нас с Германом наступил минут семь спустя, мы чокнулись, обнялись, пожелали друг другу счастья. После этого я растолкал Детлефа и Эйч-Пи: второй год стоим, мочи нет, сменяйте.
Передавали вахту негладко, грот капризничал, чуть-чуть поавралили, а когда добились, чего хотели, и взяли ветер, он, разумеется, стих.
Не сразу пошел спать, посидел на завалинке, прочел милое Ксюшино письмо и погрустил немножко о ней, о маме, о Коле с Дашей, о доме на Ленинском проспекте, на который, вероятно, сейчас падает снег.
Год был емкий, ничего не скажешь. Думал ли я в прошлом декабре, что буду сидеть здесь, на камышовой палубе, и внимать ее шуршанию и скрипу?
Мимо бесконечной чередой шли корабли, ярко расцвеченные, неопасные — у них своя дорога, у нас своя, — шли быстро и деловито, нагоняя мелкую волну, которая ощутимо раскачивала «Тигрис». Пылала оранжевая луна, слева, где Иран, темнели горы, фантастика, а не ночь.