В оковах льда
Шрифт:
Ощетинившаяся Дэни — потрясающее зрелище. Я улыбаюсь.
Она настороженно отступает на шаг.
— Чувак, ты собираешься меня съесть или что?
Моя улыбка исчезает. Я отвожу взгляд.
Я ношу маску. Лицо, которое мне не принадлежит.
Раньше женщины называли мою улыбку убийственной.
Теперь у меня улыбка убийцы.
— Потому что Риодан меня сегодня уже укусил. И я не в настроении еще раз знакомиться с чужими зубами.
Риодан укусил ее? Еще один повод его убить. Я снова смотрю на нее, мое лицо лишено какого бы то ни было выражения. Нет смысла пытаться ее подбодрить. Мое
— Никаких укусов. Обещаю.
Она подозрительно косится на меня.
— Чувак, ты кто? Невидимый или человек? Что с тобой случилось?
— Мак со мной случилась. — Она вздрагивает при этих словах, и мне интересно почему. Иерихона Бэрронса я тоже виню. Если я выживу после завершения трансформации, я убью их обоих. Меня трясет от ненависти — плотной, темной, удушающей. Если бы не они, я остался бы самим собой. Хотя, если бы Мак не сделала то, что сделала, меня бы здесь не было. Но если бы Бэрронс не сделал то, что сделал, точнее, пытался сделать, то Мак, возможно, не превратила бы меня в это. Бэрронс не проверил мои татуировки перед исполнением опасного друидского ритуала, а потом бросил умирать в Зеркалах. Когда Мак нашла меня там, она накормила меня мясом Невидимых, чтобы спасти мне жизнь. Невозможно определить, кого из них я виню больше. Так что я виню обоих, с каждым днем все сильнее.
Я видел Мак пару ночей назад напротив Честерса — она была светловолосой, красивой и счастливой. Я хотел схватить эту сияющую золотом гриву, скрутить в гарроту [6] и задушить ее. Услышать ее мольбы и все равно убить, наслаждаясь каждой секундой.
Позже, той же ночью, я долго смотрел на себя в зеркало. Закинув руку за голову и почесывая спину ножом — она теперь постоянно зудит, — пуская тонкую струйку теплой крови сбегать по коже вниз, под джинсы. Раньше я ненавидел кровь. Теперь я могу в ней купаться. Материнское молоко.
6
Гаррота (исп. Garrote) — инструмент для удушения человека.
— Ага, она это может, — со вздохом соглашается Дэни. — Со мной она тоже случилась.
— Что она тебе сделала?
— Важнее, что она со мной сделает, если поймает. Не хочу об этом говорить. А ты?
— Не хочу об этом говорить.
— У нас есть темы и получше. Так что ты делал в Честерсе?
Хороший вопрос. Понятия не имею. Наверное, огромное скопление Невидимых воззвало к чему-то в моей крови. Я теперь не знаю, почему и зачем прихожу в половину тех мест, где оказываюсь. Иногда даже не помню часов, которые этому предшествовали. Я просто вдруг осознаю, что нахожусь в незнакомом месте и не помню, как и когда пришел.
— Хотелось пива. А в Дублине осталось слишком мало мест, где оно есть.
— Натурально, — соглашается она. — Не только пиво, вообще все. На чьей ты стороне? — спрашивает она прямо. — Людей или Фей?
Очень хороший вопрос. На который у меня нет хорошего ответа.
Я не могу сказать ей, что не делаю различий. Мне отвратительны все. Ну, почти. Кроме рыжей четырнадцатилетней девочки
— Если ты хочешь знать, прикрою ли я тебе спину, ответ «да».
Она щурится, вглядываясь в меня. Мы стоим в озерце света рядом с фасадом Честерса. Небо так затянуто тучами, что три часа дня кажутся вечером. Я внезапно вижу нас сверху: тоненькая юная девушка с нежным лицом, одетая в длинный кожаный плащ, стоит, уперев руки в бедра, и смотрит снизу вверх на горца, который находится на полпути к превращению в принца Невидимых. От этого образа становится больно. Я должен был быть симпатичным студентом колледжа, двадцати двух лет от роду, с убийственной улыбкой и ярким будущим впереди. Мы могли бы продумывать, планировать, драться вместе. Та версия меня присматривала бы за ней. Гарантировала бы, что никто не сделает с ней того, о чем говорит голос в моей голове, того, что сделает с ней первый же Невидимый, если поймает ее без меча. Того, что часть меня тоже хочет с ней сделать. Меня заполняет ярость. На них. На себя. На всех.
— Ты никогда не расстаешься с мечом, верно?
Она отступает на шаг и закрывает ладонями уши.
— Чувак, у меня отличный слух. Не надо орать.
Я не знал, что кричу. Но теперь для меня многие вещи работают по-другому.
— Прости. Я просто хотел сказать, ты же понимаешь, что случится с тобой, если тебя поймает Невидимый. Так ведь?
— Никогда такого не будет, — самоуверенно заявляет она.
— С таким отношением будет. Бояться нормально. Страх полезен. Он не дает расслабляться.
— Правда? А я считаю его пустой тратой времени. Ты вот наверняка ничего не боишься, — восхищенно добавляет она.
Я боюсь каждый раз, глядя в зеркало.
— Конечно боюсь. Того, что ты слишком задерешь нос, оступишься, и один из них тебя схватит. И освежует.
Она склоняет голову к плечу и щурится, глядя мне в лицо. Мало кто из людей может так прямо на меня смотреть. И так долго.
— Ты ведь пока не полностью принц Невидимых. Может, мы заключим с тобой что-то вроде сделки.
— Что у тебя на уме?
— Я хочу убрать Честерс. Сжечь его. Уничтожить.
— Почему?
Она смотрит на меня с презрением и недоверием.
— Ты же видел, что там! Они же поганые монстры! Они едят людей. Используют их, убивают. И Риодан с его шайкой позволяет!
— Скажем, у нас получится закрыть этот клуб, даже сжечь его дотла. Люди просто найдут другое место для сборов.
— Нет, не найдут, — настаивает она. — Они вытащат головы из задницы. Прочухаются, как от крепкого кофе, и поймут, что мы их спасли!
Поток эмоций, приторно-сладкий, как погребальные лилии, захлестывает меня, оседает знакомым тошнотворным привкусом на языке. Она сильная, умная, одаренная, она ледяная убийца, когда это требуется.
И такая чертовски наивная.
— Они в Честерсе потому, что они хотятбыть в Честерсе. Не сомневайся, милая.
— Ни фига.
— Фига-фига.
— Они просто запутались!
— Они отлично знают, что делают.
— Я думала, ты другой, а ты!.. Ты такой же, как Риодан! Как все остальные. Готовые всех списать со счетов. Ты не видишь, что некоторых людей просто нужно спасти.