В оковах Шейха
Шрифт:
Что-то было не так. Тора моргнул, приходя в себя после мучительного сна.
— Мы заходим на посадку, — сказала стюардесса.
— Уже? — Спросила Тора, понимая, что не могла спать так долго.
— Да, — повторила она, убирая чашки и тарелки. — Если вы выглянете в окно, то увидите впереди огни Кельна.
Кельн?
— Мы в Германии?
— Ну конечно, вы разве не знали?
* * *
Салли так крепко обняла свою подругу, когда Тора добралась до больницы, что ей показалось, что та может разорваться пополам, но она ничуть не возражала.
—
— Как поживает Стив? — Спросила Тора, надеясь сверх всякой надежды, что счастье Салли было вызвано не только ее приездом.
Салли улыбнулась сквозь стиснутые зубы, робкой улыбкой оптимизма.
— Мы думали, что это конец, это выглядело как конец и врачи предложили попробовать что-то экспериментальное, но это было так дорого, и я не могла себе этого позволить, но потом какой-то анонимный благотворитель связался с клиникой только вчера вечером и попросил их продолжать. — Она покачала головой. — Ты не поверишь, как он изменился всего за несколько часов. Это чудо, — сказала она и снова упала в объятия своей подруги.
Анонимный благотворитель?
У Торы была подсказка, что она точно знала, кто это был и почему он это сделал.
Разбитое сердце сделало свои первые робкие шаги, чтобы исцелиться и снова полюбить.
* * *
Она была пьяна в стельку, когда писала это письмо. Кайфовала от жизни и от одной жизни в частности, который с каждым днем выглядел все более человечным по мере неуклонного выздоровления. Кайфовала от счастья, которое постоянно излучала ее подруга.
Она нажала "Отправить", выключила планшет и откинулась на спинку шезлонга в крошечной квартирке, которую делила с Салли, чувствуя, как учащенно бьется ее сердце.
Что ж, это было где-то там. Теперь все, что она могла сделать, это ждать.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Со двора шло свечение, исходившее изнутри Павильона Махаббы. И когда улыбающийся Карим провел ее внутрь, она поняла почему. Павильон был освещен тысячью свечей, их пламя мерцало и танцевало на ночном ветерке, и на мгновение, когда Карим исчез, было только кваканье и плеск лягушек среди лилий и навязчивые крики павлинов, когда она наблюдала за всем этим. А потом послышались шаги, он стоял в дверях, Рашид, ее Рашид, его смуглые черты лица и золотистая кожа выделялись на фоне белоснежных одежд. Такой красивый.
Такая мрачная красота.
— Тора, — сказал он, моргая, как будто она была каким-то видением. —Но как?
— Карим помог мне.
— Ты вернулась, — сказал он, как будто не мог в это поверить, его глаза были полны удивления, когда он пожирал ее глазами.
— Как я могла не вернуться?
— Но после всего, что я сделал, после обиды, которую я причинил тебе.
— Кое-что ты сделал правильно. Ты помог Салли и Стиву, когда им больше некуда было обратиться. Ты сделал доброе дело. У Стива все хорошо. Это чудо, и мы все должны благодарить тебя.
— А что еще
— Великодушный поступок. Благодарю тебя.
— Спасибо, что пришла лично сказать мне это. — Он слегка вздохнул и коротко улыбнулся. Он был человеком в растерянности. — Ты хотела увидеть Атию? Сейчас она спит, но ты можешь остаться ненадолго?
— Я бы с удовольствием на нее посмотрела.
—Это хорошо. — Он огляделся, как будто ища Карима, и нахмурился, когда, казалось, впервые заметил свечи и украшения. — Я полагаю, Карим организовал для тебя номер люкс?
— Рашид.
— Что?
— Есть и другая причина, по которой я здесь.
Его глаза расширились.
— Какая?
— Когда я уезжала отсюда, мне хотелось ненавидеть тебя. Ты усложнил это тем, что сделал для Салли и Стива...
— Это не искупает того, что я сделал.
— Я знаю. Но пока я сидела там, поддерживая Салли, у меня было время подумать. Я думала обо всем, что видела, как ты боролся с возложенными на тебя обязанностями, с требованиями и потребностями маленького ребенка, о котором ты не просил отца, который бросил тебя в одиночестве, даже если для того, чтобы защитить тебя, я думала обо всем этом времени, и знаю точно, ты хороший человек.
— Я не был добр к тебе.
— Не тогда, это правда, но какой мужчина поступил бы по-другому, когда он был подвержен потрясениям своей жизни, когда он чувствовал, что его предал самый важный из людей, его собственный отец? Как он мог снова кому-то доверять?
— Мне следовало довериться тебе.
Она приложила палец к его губам, чтобы заставить его замолчать.
— Что сделано, то сделано. Разве мы не можем подвести черту под тем, что произошло в прошлом? Разве мы не можем начать все сначала? ’
Она увидела надежду, вспыхнувшую в темно-синих глубинах его глаз.
— О чем ты?
— Я говорю, что когда-то давно ты намекнул, что любишь меня, по крайней мере, немного. Я спрашиваю, так ли это, и окажешь ли ты мне честь стать твоей женой, на этот раз по-настоящему.
— Женой?
— Да. Потому что я люблю тебя, Рашид, к лучшему или к худшему. Но я надеюсь, что это навсегда.
— Да! — Воскликнул он, подхватывая ее на руки и кружа. — Тысячу раз да. Я так сильно люблю тебя, Тора, — кричал Рашид, его губы нависли над ее губами. — Ты превратила мою жизнь из пустыни в оазис. Ты дала жизнь там, где ее не должно быть. Я обязан тебе всем. И я буду любить тебя до конца своих дней. До луны и обратно.
Тора улыбнулся одними губами.
— Как и я буду любить тебя, Рашид. Айша сказала мне, что вы, пустынные братья, не влюбляетесь легко, но вы влюбляетесь навсегда.
— Я никогда не ожидал, что влюблюсь. Я не думал, что это возможно. Но теперь я не могу представить ни дня в своей жизни без тебя.
— Это хорошо, — сказала она, — потому что я не планирую никуда уходить без тебя.
— Тебе больше никогда не придется, никогда.
Они занимались любовью там той ночью, в Павильоне Махабба, павильоне любви, в первую ночь за все их ночи вечности.