В оковах страсти
Шрифт:
— Этот камень Эрик расписал для Элеоноры, которая завоевала его сердце и навеки овладела им. Она отважно сражалась и пошла с ним в пылающий огонь. Сестра, подруга, возлюбленная — он никогда не забудет ее.
Я с волнением обернулась.
— Тебе не нравится? — разочарованно спросил он. — На моей родине люди расписывают такие камни на память, они лежат на земле повсюду. А этот будет единственным в Германии, в долине Рейна. И посвященным тебе — единственным. — Он приблизился вплотную, взял меня за плечо и увидел следы от слез на моих щеках. — Ты плачешь? Прости, что
Я не сказала ни слова, чтобы объяснить, чем вызваны мои слезы. Скупые литерные знаки, смысл которых он перевел мне, и были самым настоящим письмом о любви, какое он только мог написать. Оно потрясло меня, но именно теперь я уже больше не сомневалась в том, что это письмо было прощальным.
— Забудь неловкие слова. — Он погасил свечу и потянул меня за собой наружу. — Пойдем наслаждаться солнцем!
Тассиа загодя разложил на циновке ковры и подушки, а теперь и сам вышел из каморки со свежеиспеченным ароматным хлебом. Эрик хитро ухмыльнулся.
— Еврей запретил мне нарушать твой пост. Но мы оба кое-что придумали.
Губы Тассиа чуть тронула улыбка, из-за его спины возник чайник, от содержимого которого исходил чарующий запах.
— Мы просто заварили мятную приправу, которой он обычно посыпает еду, водой. Элеонора, этот горячий напиток имеет необыкновенно приятный вкус!
Эрик поспешил помочь Тассиа поделить на куски хлеб и наполнить напитком бокалы. Я смотрела на него, и мне хотелось плакать.
Черная рука дотронулась до моего лица. Тассиа смотрел на меня, пытаясь что-то объяснить жестами, а потом, отходя, улыбнулся вновь.
— Любовь всегда выбирает каменистые тропы, — перевел Эрик эти жесты и уселся рядом. — Тассиа тоже пришлось однажды пройти той же тропой. И он посоветовал тебе радоваться каждому отрезку пути, на котором нет камней. — Взгляд его излучал радость. — Этот черный тролль с руками женщины очень хорошо к тебе относится. А теперь давай примемся за еду.
Так мы трапезничали, запивая тминный хлеб напитком из мяты, что, по разумению Эрика, были не чем иным, как простыми водой и хлебом, — и я без сожаления и раскаяния наслаждалась этой едой, так как она была действительно вкусной, потому что Эрик был со мной, и я гнала от себя прочь все мысли…
— Гмм… вот так должен начинаться каждый день.
Мы стряхнули тмин с хлебными крошками в воду и, лежа на спине, любовались облаками, проплывающими по голубому небу.
— А знаешь, что летом на Севере не бывает ночи? Бывают дни, когда солнце совсем не заходит, тогда веселятся и пляшут всю ночь. А небо в это время намного голубее, облака же белые, как снег, воздух…
— Ты опять рассказываешь мне сказки, Эрик?
Я повернулась на живот.
— Нет, что ты! Ведь на Севере в зимнее время солнце не светит совсем. Поэтому зимой такая темнота, что
— Когда… когда ты думаешь возвратиться туда?
— Когда разрешит еврей. Рана заживает очень хорошо. — Эрик сел, скрестив ноги, и серьезно посмотрел на меня. — Элеонора, ты ведь знаешь, я не могу остаться.
Я кивнула, стараясь избежать его взгляда.
— Ведь скоро твоя свадьба, и ты покинешь этот замок, последовав за своим супругом…
— Никто меня не спрашивал! — выпалила я и ударила кулаком об пол.
Как мог он так легкомысленно отнестись к моим чувствам, точно это семена одуванчика, раздуваемые по ветру?
Он взял меня за руку и улыбнулся мне. В глазах его стояли слезы.
— Я спросил бы тебя… Если бы было другое время и другая жизнь. Если бы ты была какой-нибудь принцессой, а я каким-нибудь королем и мир принадлежал нам, не интересуясь нашими именами, — я спросил бы тебя, Элеонора…
— И я сказала бы «да», — задыхаясь, прошептала я.
Глубоко вздохнув, он поцеловал мою руку. Я почувствовала, насколько тяжело ему было сдерживать себя.
— Я должен прекратить эти фантазии. Элеонора, ты заслуживаешь много большего, чем бывшего раба, поверь мне. Тебе нужен мужчина, способный обеспечить тебе достойную жизнь и доброе имя детям, которое подарят тебе боги. Мир должен лежать у твоих ног…
— Мне он не нужен, Эрик, — пробормотала я, вытирая слезы. — Почему ты не спрашиваешь меня…
— Позволь мне договорить, Элеонора. Дай мне сказать обо всем так, как это на самом деле. Меня лишили всего — имени, чести, я гол как сокол. Единственное, что у меня есть, — это моя жизнь. А это не так уж много.
— Ты рассказывал о своей матери, — обратилась я к нему. — Что с ней?
— Элеонора, если в моей стране кого-то, как меня, лишают чести, то он может возвратиться туда только после попытки восстановить свою честь и доброе имя.
— И… и ты не можешь сделать это?
— Мы называем это кровной местью, — тихо произнес он, будто освободившись от тяжелого груза. — Я должен убить твоего отца, понимаешь? Заплатить его кровью за мою честь. — Он бросил на меня уничтожающий взгляд, от которого у меня перехватило дыхание. — Но я могу попытаться попросить у короля пощады. Может быть, он и пойдет на это. Я не знаю. Я вообще не представляю своего возвращения домой.
Он глубоко вздохнул и замолчал. Кровью моего отца — за его честь? Мне стало холодно.
Эрик опять лег на спину и задышал спокойно и ровно. Руки его теребили травинку…
— Расскажи мне о твоем доме, — тихо попросила я.
— Мой дом? Девочка, многие годы прошли с тех пор, как я покинул его!
— Ну расскажи, как ты жил там раньше. — Я положила голову ему на грудь и провела пальцем по его губам. — Расскажи мне хоть что-нибудь. Большим ли был замок, в котором ты жил? Сколько слуг у вас было? Просто расскажи…
Пусть будет о чем помечтать, когда тебя не будет рядом.