В опале честный иудей
Шрифт:
Ну, а пока он работал в печати. Нашел ли молодой журналист в новом для него роде занятий то глубокое удовлетворение, о котором мечтал еще совсем недавно? Нет, этого не случилось. Не обладал он гуттаперчевой податливостью и гибкостью характера, чтобы послушно, по струнке шагать между узких ограничительных рамок партийных наставлений в 30-е годы - накануне и во время сталинских репрессий. В поисках «свободы слова» он поменял несколько редакций. Наивная мечта молодости о справедливости и свободе не могла ужиться в его сознании с реалиями кровавого, беспощадного коммунистического террора.
Как в этот непростой для Ал. Соболева период проявил себя живущий в нем по милости Божьей
Меня ругают близкие, что не туда иду, что я на путь на истинный никак не набреду.
Шатаюсь-де и путаюсь, шальная голова, живу одной минутою, а там - хоть трын-трава!
Ботинки, мол, истоптаны, чуть пятки не видны, в пяти местах заштопаны последние штаны...
Нет, уши не закрою я от этакой молвы.
Конечно, все по-своему разумны и правы.
Знакомые и близкие, им вовсе невдомек, что путь мой тяжкий -истинный, хоть труден и далек.
Через ограды лезу я: за высотой оград -поэзия, поэзия, цветущий вечно сад.
Я не сорвусь, я верую, нет, я не упаду, мое большое дерево поднимется в саду!
Названное «Я верую», это пророческое стихотворение Ал. Соболев написал летом 1935 г. Опубликовано в 1996 г. Да, здесь нет ошибки: десять лет спустя после кончины автора.
О даре прорицания, свойственном поэтам, говорилось не раз. Для подтверждения этой мысли я приведу, забегая вперед, еще одно замечательное пророчество Ал. Соболева. Оно касается выдающегося писателя земли русской А.И. Солженицына. Буквально на следующий же день после выдворения его из СССР в 1974 г. закончил Ал. Соболев свое стихотворение - протест под названием «Изгнание совести». Последние строки его таковы:
Я быть пророком в том берусь: да возвратится Солженицын в свою любимую столицу, в свою воспрянувшую Русь!
До начала перестройки - исходного момента обновления Руси - оставалось двенадцать лет. До возвращения Солженицына в воспрянувшую, навсегда порвавшую с тоталитарным режимом Русь - два десятилетия.
Проницательность, провидение? Конечно, да, к тому же в пик брежневского застоя.
Без особой натяжки к числу пророческих можно отнести, пожалуй, и стихотворение, приснившееся Ал. Соболеву в 1935 г. Он нередко сочинял во сне; утром, еще не облачившись в дневную одежду, спешил к письменному столу записать запомнившиеся строки. Иногда, проснувшись, восклицал: «Какие мне стихи приснились! Но я их не помню!..» Был убежден: лучшие стихи сочиняет во сне. Остается их эмоциональный след, но сама поэтическая вязь нередко ускользает из памяти. Объяснять эту его особенность не берусь, тем более что не знаю, снятся ли стихи другим поэтам. Одно несомненно: когда он спал, мозг его продолжал работать в заданном направлении. Так было, и не раз. Итак, утром он записал приснившиеся стихи и назвал их «Странный сон». Это и в самом деле было необычное сновидение: один из дней войны в Москве! Почти фотографическое изображение столицы в середине, точнее 16 октября, 1941 г., когда немцы вплотную подошли к Москве. Я это отлично помню, потому что именно в этот день пешком уходила, точнее бежала, из города, опасаясь попасть к немцам, оказаться по разные стороны фронта с родителями, жившими в Подмосковье.
Да, это выглядело так, как рассказано в стихотворении Ал. Соболева:
Как море Черное в свирепый ураган, кипит, волнуясь, небо над Москвой.
Москва в огне,
Москва в кольце врагов!
Тре-во-га!..
Потоки толп текут по мостовым...
Тре-во-га!..
Сирены ревом режут ночь на части, орудия грохочут громовым раскатом, рокочут самолеты, и стрекочут
чечеткой частой пулеметы...
Тре-во-га!..
В конце: Я падаю...
и просыпаюсь...
Зажмурился
Как хорошо, что мир, что нет войны...
До начала войны оставалось еще шесть лет. Поэт С. Щипачев, которому молодой автор показал свое сочинение, глянул на него удивленно, покрутил пальцем у виска: «Ты, парень, случайно, не того? Какая война?!»
Но война грянула.
За два с лишним года пребывания на фронте Ал. Соболев познавал войну в качестве рядового действующей армии, видел ее во всех проявлениях зоркими, проницательными глазами незаурядной личности, способной не только наблюдать, но и анализировать происходящее. И обобщать, и делать выводы. Не в результате отдельного эмоционального толчка, а в череде фронтовых будней родилось, оформилось и укрепилось в нем навсегда представление о войне как об извращенном, богопротивном состоянии рода человеческого, чреватом самоистреблением миллионов людей.
Вполне логично: из подобного взгляда на войну не черпают вдохновение для создания художественных произведений, воспевающих боевую доблесть и ратные подвиги. Очень немногие фронтовые стихи Ал. Соболева времен войны и после нее повествуют о проявлении лучших, высоких вечных качеств человека в периоды испытания на прочность:
о вере, любви, милосердии, верности долгу. Поэт Ал. Соболев на войне такой:
Может, смерть пройдет сторонкою, пусть шипят осколки змеями.
Жаворонок песню звонкую рассыпает над траншеями.
То не птичка серокрылая заливается с усердием, это ты поешь мне, милая, про любовь и про бессмертие...
Я судьбы своей не ведаю, лишь желанье в сердце жаркое: я хочу прийти с победою к жизни светлой, к счастью яркому.
И такой: Душа заставила солдата
под грохот бомб, снарядов вой смотреть восходы и закаты над адовой передовой...
В запасном полку:
У самого леса играет река, и воздух прозрачен и чист, и волны июньского ветерка ласкают зеленый лист.
Встречают рассвет соловьи на ветвях раскатистой песней весны.
Спокойно и мирно мы спим в шалашах, как будто бы нет войны...
Лирика? Да. Но не только. Опубликованы в сборнике, вышедшем в 1996 г., и другие немногие стихи Ал. Соболева о войне: «Саперы», «Полковое знамя», «Вспоминается наступленье», «В день Победы», «Солдату-победителю», «Милосердие», «Розы на море», «Навечно с живыми».
Весной 1944 г., после ранений и контузий сержант Соболев был демобилизован из рядов действующей армии по инвалидности.
Инвалид Великой Отечественной, кровь твоя
на траве,
на песке,
на снегу...
Нет, не только твое Отечество - вся планета, все человечество пред тобою в долгу,
в неоплатном долгу.
Кто-то с фронта вернулся
счастливый - целый!
Кто-то мертвый - бессмертный - в землю зарыт.
Ну, а ты возвратился,
в общем и целом,
ничего...
Так, не жив, не убит - инвалид!..
В стране не хватало рабочих рук. И инвалид Соболев был сразу же мобилизован в военную промышленность. На московском авиамоторном заводе сначала работал в инструментальном цехе, где пригодились знания, полученные некогда в ФЗУ. А вскоре по велению парткома был востребован на должность ответственного секретаря в заводскую многотиражку. Мало склонный, по довоенному опыту, к сочинительству хвалебных материалов, немедля организовал в газете еженедельную сатирическую рубрику «Ведет разговор дед Никанор». С шутками да прибаутками всевидящий и всеслышащий «дед» нарушал покой высоких чинов из заводского руководства. «Деда» полюбили и ждали в цехах. В среде управленцев заговорили о вреде «деда», обвиняя его в покушении на авторитет партийной номенклатуры.