В опасности

Хьюз Ричард

Ао Лин посмотрел наверх и увидел огромного человека верхом на черном единороге. У него было зеленое лицо и пушистые малиновые волосы; из циклопьего глаза шел белый луч. В руке он держал удилище, а на леске все висел и пел отец-дельфин.

Вокруг

них вздымалось и ревело море, но над водой торчало одинокое дерево. Листья у него были из белого нефрита. Ствол толщиной в обхват, и посередине тянулась прозрачная желтая трубка. Крона была густая и звенела, когда падал лист. Но дерево расщепила молния, и в расщепе застряла утка с синей мордой и крыльями летучей мыши. Она вопила от боли громадным обезьяньим ртом и барабанила по висящим вокруг барабанам.

А капитан Эдвардес отрастил бороду, как у дельфина. Он вынул из-за пояса дротик и метнул в великана на единороге. Тот вырвал вопящую утку из дерева и, тоже с воплем, исчез в туче.

Из воды высунулась огромная пасть, широкая и глубокая, как колодец, и волны с шумом разбивались об нее. Капитан Эдвардес вынул из-за пояса еще один дротик и метнул в пасть: извергнув ветер, отшвырнувший корабль вбок, она тоже исчезла.

Но море - куда девалось море? Никакой воды, только кишение бесчисленных драконов. Ну вот! У всех из пупа росла пятая нога, а на длинных рылах не было черных бород. Они колотили косматыми ногами и хлестали волосатыми хвостами.

Потом один дракон, в мелкочешуйчатой золотой

броне, выбросился на корабль и пополз по наклонной палубе. Настил прогибался под его ногами, как тент под крадущейся кошкой. Лоб его нависал над огненными глазами; у него были маленькие толстые уши, длинный язык и острые зубы.

Но капитан Эдвардес вынул из штанов тысячи огненных шариков - полетели из рук, ударили дракона, и он раболепно припал к палубе. Тогда капитан оседлал его и стал жестоко сдирать одну за другой чешуйки, так что он кричал от боли и все уменьшался, уменьшался, покуда крики не перешли в захлебывающийся, безутешный плач ребенка.

Из далеких прошлых лет плакал Лину его собственный детский голос.

*

Теперь они были в открытом море и держали курс на Гондурасский залив на сотни миль кругом никакой суши. Впереди маячил маленький черный силуэт "Патриции" - дым ее черным прочерком в многозвездном небе, и три вертикальных огонька на мачте. Буксирный трос иногда провисал до воды, потом поднимался, капая по всей длине фосфоресцирующими каплями.

А за ним - нос "Архимеда", все еще перекошенный, наклонный. На самом краю стоял впередсмотрящий, время от времени переступая из стороны в сторону. Наконец он отошел назад и отбил шесть склянок: последний колокольный звон над могилой Рамсея Макдональда, некогда старшего механика.