В ожидании осени 1977
Шрифт:
— Прости, — просто сказал я, а девушка обвила голову руками и завыла…
Горе было всемерным!.. [8]
Всю эту апокалиптической трагедию прервал голос домработницы:
— Так!.. — злобно произнесла она, выискивая виновника и вероятно раздумывая: «Кого бы порвать, как тузик грелку?». Не найдя явной опасности в моём лице, она, всё же не хорошо глядя на меня, отобрала у Моисеевича ребёнка, ещё раз оценила обстановку, «хмыкнула» и удалилась, уводя за собой маленького сына худрука, хлопнув на прощание дверью так, что с потолка посыпалась штукатурка.
8
Для
Это дейсто не много всех привело в чувство, и они поняли, что на Земле умерли не все. Ещё не всё потерянно и быть может больше никто не умрёт… Появилось солнце, а с ним и надежда. Жизнь начала возвращаться на планету и в частности в отдельно взятую квартиру.
Затем 15-летние, куда-то ушли и вернулись через минуту с раскрасневшимися лицами, красными и мокрыми глазами, а также с тетрадями и ручками. Подойдя ко мне, дочь Моисеича сказала:
— Раз стихи нельзя, Саша, а можно Ваш автограф?.. И… давай дружить?
Я написал: «Красивой девушке Аде от Саши-Александра на долгую память.»
Тут же подбежали подруги. Крича:
— И мне, и нам, и нам… — они обратились ко мне с той же просьбой о автографе, которую я незамедлительно удовлетворил.
— Какие у тебя прекрасные песни, — сказала жена худрука вытирая слёзы, когда я подписывал ей листок с пожеланиями успехов и счастья в личной жизни.
— Так… девушки всё! На сегодня хватит слёз! Всё! Идите к себе в комнату. Нам нужно поработать. Мы тут эти песни сейчас обсудим с автором… Всё девушки, расходимся, — поступившись «демократическими ценностями» начал разгон санкционированного митинга Яков Моисеевич. — Софа, Софочка успокойся… Софочка. Иди с мамой… Эээ… Валерьянки наконец выпей. Ну нельзя же так переживать…
— Софа, — сказал я девушке, ковыляющей к дверям, как подбитый в бою робот или, как только что откопавшийся зомби. — Извини.
Та, не оборачиваясь лишь мотнула головой, вновь заревела и словно зомби вышла из комнаты.
Мама быстро вскочила, глянула на меня как на врага народа № 1, поджала губы, глянула на мужа, вытерла платком уголки глаз и вышла за своей доведённой до отчаяния дочуркой.
— Саша. Я должен знать, что у вас с Софой!.. У вас что, что-то было? — он смотрел на меня и не верил, что это произнёс. — Что было? Роман?! Скажите мне Саша! Это очень серьёзно! Моя девочка страдает! Вы должны мне всё рассказать! Дело в том… Дело в том, что у нее случился разрыв с её другом, с которым они давно дружили. Не знаю что у них там произошло, — объяснял нам обеспокоенный папаша. — Они со школы дружат и вот в институте они поссорились… И вы… — он уставился на меня, — вы что… вместе? У вас с моей Софочкой, что-то уже было?! Что, у вас с ней — роман?
Сева смотрел тоже непонимающе. Наверно вспоминал о моём предложении сходить на бл**** и чесал себе макушку.
Я улыбнулся.
— Нет. Нет, что Вы… Нет у нас никакого романа. Я с ней вообще не знаком. Сегодня я увидел её первый раз в своей жизни.
— Тогда как же… Как же понять её слова? И как понять твои извинения? — вновь заходил обеспокоенный «непоняткой», колобок. — Она говорила — «как ты мог», и твоё извинение… не понимаю… — нервничал Яков Моисеевич. Было ясно, что он сильно переживаю за дочь.
— Ну,
— Эээ… Из-за простой песни… Невероятно! Вы меня не обманываете? У вас нет романа? Нереально! Непостижимо! Просто фантастика!!
Яков Моисеевич подошёл к серванту, достал бутылку коньяка и три рюмки. Поставил на стол, разлил, а уже потом спросил:
— Александр, вы будете?
— Нет, — ответил я.
— А ты Савелий?
Сева мотнул головой в знак согласия и взял рюмку, потрясывающийся рукой.
«Тоже, что ль перенервничал?», — подумал я.
Они чокнулись и выпили, что было очень удивительно само по себе, ведь Сева не пьёт. Плюс он за рулём. Плюс не просто за рулём, но и везёт главнокомандующего. Что за хрень такая? Быть может и его песни так «цепанули», или общий настрой человеческих масс вокруг — всеобщий плач?.. Не знаю… Да и какая разница. Нехрен пить за рулём?! Поэтому пи*** получит — однозначно!
— Александр, что… что сейчас… — немного успокоившись, Яков Моисеевич присел в кресло и пытался задать мне вопрос. — Александр, что сейчас произошло? Я знаю, вы, знаете!.. Что это было?! Что случилось со всеми женщинами? Почему они все стали плакать? И почему девочки полезли тебя обнимать?
— Вероятно женская душа потёмки, в которых находится дверь к душе… Проблема состоит лишь в том, чтоб подобрать ключик к этой двери, — пофилософствовал я.
— А ты умеешь получается подбирать эти ключи? — возбужденно сказал Яков и начал ходить взад-вперед. — Но как? Как? Как?.. Эти же песни — полный примитив. Качество записи — низкое. Сразу видно, что запись была сделана «на скорую руку». Текст песен, я имею ввиду последние три, ни в какие рамки поэзии не влезает. Извините конечно, но я говорю, как есть! Простите, — он поднял руки вверх, как бы сдаваясь, — но это невозможно!!
Я хмыкнул. А интересно товарищ описывает, то «чего не может быть». Окей, слушаем дальше…
— Ну ладно, — размышлял вслух Яков Моисеевич, — пусть… Композиция «Юлия» — прекрасная песня, а «3-е сентября» — просто шедевр, согласитесь же сами… Это же просто шедевры по сравнению с тем что мы слушали в конце. Конечно неплохо, неплохо… но и нехорошо! А музыка, так это вообще… Скажите, как вы вообще додумались написать такое? Это же просто какой-то кошмар! Четыре ноты на всю песню, которые перебирают из куплета в припев, а из припева в проигрыш туда-сюда. Никаких интересных ходов. Есть куплет, есть припев и проигрыш. Всё одно и тоже, и тоже и всё это полный примитив. Так ответе же наконец — как такое возможно?! Как это у вас получилось?
Он уставился на меня.
Я повернул голову и посмотрел на Севу. Тот тоже смотрел на меня во все глаза…
— Так, что Вы скажете на наше предложение? — проигнорировав слова колобка спросил я.
Помолчав для приличия несколько секунд и кашлянув, он проговорил:
— Да, что тут говорить-то?! Я был согласен уже тогда, когда прослушал первую песню «3-е сентября» только закрепило мой настрой. Потом вы попросили пригласить женщин и девочек, ну уж то что произошло после… — он развёл руками. — Это вообще не лезет не в какие рамки. Это восхитительно и необычно! Снимаю шляпу! Вы гений! Я хочу быть с вами, — он потёр ладони. — Итак, с чего начнём?!