В ожидании признания
Шрифт:
– Сегодня вечером? О нет, боюсь, я не могу. Я ухожу.
– Уходишь? – с грозным видом спросила Ида. – Куда?.. С кем?
Кора стала спускаться по ступенькам и столкнулась с Мартой, которая предотвратила дальнейшие расспросы своим комментарием.
– Так-так... Это не может быть мужчина. По крайней мере, не тот, которым заняты твои мысли...
Заняты мысли? Луиджи нахмурился. Означает ли это, что в ее жизни кто-то есть? Должно быть, Карина не хотела, чтобы о нем знала Ида. Это было видно по тоскливому выражению лица вдовы.
– Это родительское собрание в школе, – объяснила Карина.
–
– Да, но я воспитатель! – возразила Кора, и все в ней как-то резко изменилось – и голос и взгляд стали тверже и властнее.
Эта женщина могла быть решительной, даже почти агрессивной в своем стремлении защитить слабых и обиженных, всех, кто нуждался в ее покровительстве – будь то ребенок или взрослый, подумал Гатти.
– И я хочу быть там. Простите, но не смогу увидеться с вами сегодня вечером, – извинилась она перед гостем. – Возможно, завтра утром.
– Да, да, – согласился тот. – Я позвоню вам завтра. – Долгий перелет начинал сказываться, к тому же нужно было ехать в офис для встречи с Теодором.
Однако у Гатти пока не было сил начинать серьезные исследования проблем американского филиала компании. Впрочем, он уже стал понимать причину постоянного напряжения Тео в его присутствии: страх быть уволенным преследовал беднягу все эти дни. Интересно, он так же терзался, когда предлагал руку и сердце Иде? Будет ли такой день в моей жизни? – подумал Гатти. Перед глазами возник последний семейный сбор в Новый год.
– Тебе нужно жениться, – ворчала Моника, одна из его сестер.
Конечно же, она и остальные члены семьи сделали все возможное, чтобы найти ему подходящую жену. Луиджи поймал себя на мысленном вопросе – а понравилась бы им Карина? – и тут же оборвал себя, понимая, насколько подобные размышления чужды ему. Меня заинтриговало то, что она не похожа на других, заверил себя Луиджи.
– Ух ты! Вот это и называется – настоящий мужик! – прокомментировала Марта, жадно поглощая очередное печенье, когда они с Корой наконец снова остались одни. – Я представляла его совсем не таким, думала, он будет относиться к тому типу, у которых короткая стрижка, узкие брюки и самомнения на десятерых. Но зубы у него все-таки свои, – задумчиво продолжала она. – У итальянцев всегда хорошие, сильные, белые зубы... Чтобы быстрее съесть тебя, моя дорогая, – беспечно добавила Марта и усмехнулась, когда Кора с подозрением взглянула на нее. – И взгляд у него такой призывный, говорящий, что он очень хорош в этом деле...
– Если ты имеешь в виду то, что я думаю, то ты имеешь в виду... – натянуто начала Кора, но почти сразу же сдалась и покачала головой, когда Марта прервала ее.
– Я ни на что не намекаю, а просто говорю, что он очень... сексуальный мужчина. Ведь все-таки, может быть, что-то есть в том мифе о букете новобрачной, – задумчиво пробормотала она.
– Марта! – суровым тоном предостерегла ее Кора.
– Ладно, ладно, знаю – ты приняла обет безбрачия, и я не должна больше ничего говорить. Жалко, что все это напрасно... Такой мужчина!..
Марта вскоре ушла, а Карина поднялась наверх и остановилась перед дверью хозяйской спальни. Она постояла
Эту комнату она делила с Оливером все годы их супружества. Однако, стоя сейчас посреди спальни, Кора не чувствовала присутствия призраков прошлого, которые бередили бы душу.
Находясь в этой комнате, нельзя было сказать, что людей, когда-то живших здесь, защищали эти стены, что здесь они смеялись и плакали, ссорились и мирились, ласкали и любили друг друга. Кора видела, как гость нахмурился, разглядывая комнату, и обеспокоенно подумала: может, он тоже уловил здесь недостаток каких-то невидимых импульсов?
Странно, что человек привыкает к некоторым вещам, приспосабливается, принимает их и, наконец, считает это нормой. И нужен кто-то другой, кто заставит посмотреть на все с совершенно иной точки зрения.
Расправляя и без того безупречно гладкое покрывало на постели, Карина почувствовала, что ее руки дрожат. Ее брак... ее жизнь... ее... ее личная жизнь... все это принадлежало ей, и никому другому. Не стоит беспокоиться, что кто-либо еще – кто угодно – когда-нибудь узнает ее тайну, заверила себя Кора.
Единственная возможность для него... для них узнать – это услышать ее рассказ, а она, конечно же, никогда не сделает такой глупости.
Во время встречи с управляющим Гатти вдруг обнаружил, что у него нет бумажника. Прокручивая в уме все события этого дня, он подумал, что, возможно, обронил его в ванной в доме Вудов. Взглянув на часы, Луиджи решил, что быстрее будет сразу же вернуться, нежели звонить и предупреждать о приезде.
Он вежливо прервал разглагольствования Теодора о капризной погоде и ее влиянии на объем продаж и объяснил, что у него есть срочное дело, которое не терпит отлагательств.
Луиджи подъехал к дому Коры и увидел, что задняя дверь чуть приоткрыта. Это было очень по-семейному. На Гатти нахлынули воспоминания детства, и он, не задумываясь, без стука распахнул дверь и вошел внутрь.
Гатти нашел Карину в гостиной. Она осторожно стирала пыль с фотографии в серебряной рамке и, увидев Луиджи, быстро, почти виновато, поставила ее на место. Почему-то это защитное движение разозлило гостя, и он резко спросил, указывая на фотографию:
– Неужели вы никогда не ревновали мужа к ней? Неужели никогда не желали быть первой, чтобы выбраться из тени, которой укрыл вашу жизнь ее образ?
Лицо Коры вспыхнуло. Сначала от удивления, вызванного неожиданным визитом, и смущения за собственное поведение, ведь она вела себя так, словно не имела права находиться здесь, в этом доме. Потом – от вспышки гнева.
– Возможно, в вашей стране принято задавать интимные вопросы, критиковать личную жизнь, заглядывать в самые потайные уголки души чужого вам человека, но только не у нас! – резко выпалила Карина. – Мой брак...
– Ваш брак! – прервал ее Гатти. – В моей стране мы не относим те отношения, которые были у вас с мужем, к нормальному браку, – сердито отозвался он. – В моей стране, – подчеркнул он, – ни одна женщина не принимает покорно роль человека второго сорта...