В ожидании рассвета
Шрифт:
— Но мне надо было собрать вещи, — оправдывался Мирт, кивая на дорожный мешок, сиротливо стоящий в углу.
— Я вообще удивляюсь, как ты в таком состоянии их собирал, — проворчала целительница.
— Как получалось, так и собирал.
— Отдохнёшь — переберёшь заново, — улыбнулась Ольмери. Её бледная кожа лучилась здоровьем и молодостью, но Мирт знал, что она старше его раз в пять, если не больше. — Посиди пока там.
Он слез со стола, взял мешок здоровой рукой и потащил его по полу, в сторону приёмной. Сознание его было чистым, эмоции куда-то пропали. Целительница была
Разобравшись с посланием целительнице, Мирт уселся на каменную скамью, вытащил из мешка карту, развернул её. Между столицей и деревнями лежал лес Ихритт, что с языка демонов переводилось как «хворый». Ихритт славился способностью вытягивать жизненную силу из путников, которым посчастливилось туда забрести.
«Придётся объездным путём», — подумал тридан. — «Если выехать прямо сейчас, можно добраться дня за три. Сначала на восток… А это что? Ошибка художника?».
Если верить карте, через лес вела дорога. Мирт не мог представить путника, который в здравом уме углубился бы в Ихритт. Разве что какой-нибудь бравирующий своим бесстрашием тат-хтар… или чёрт, который сам по себе ходячая беда.
Мирт вытащил из мешка множество вещей и начал их снова туда складывать, только аккуратно. На дно легла одежда (непромокаемая накидка, четыре пары носков, запасная куртка и шарф — всё расшито серебряными нитками, даже носки). Далее в мешок последовала объёмная, но совершенно чистая внутри папка, которая к концу путешествия должна будет заполниться отчётом.
Второй посетитель, не скрываясь, наблюдал за тем, как Мирт разбирается со своим барахлом. Сначала тридан молча раздражался, потом наслал на наблюдателя вторую иллюзию — будто бы кто-то зовёт его по имени. Тот встрепенулся и выбежал на улицу.
Мирт тяжело вздохнул, и поторопился со сборами. На третью иллюзию подряд его сил бы не хватило. На папке разместился другой мешок, с провизией, и несколько бутылей с водой: путь долог, а оазисов на нём не предвидится. Наконец, своё место в багаже заняла всякая всячина: зеркало, гребень, клубок серебряных ниток, словарь (чтобы петрить, о чём бачут чуловеки в заихриттских деревнях)… Окунуться в быт человеков — что могло быть худшим наказанием? Говорили, что люди в деревнях совсем не ведали цивилизации, что они никогда не снимали одежду, если та не становилась мала или не расползалась от старости, что они никогда не мылись — ведь воды у них было очень мало.
Напоследок он забросил в мешок кинжал и леинру — музыкальный инструмент, напоминающий две связанных флейты. Подумав, Мирт переместил кинжал за пояс, затем вытащил и леинру, полюбовался ею напоследок и спрятал за пазуху. Мирт сыграл короткий куплет стюром, выйдя за ворота двора лечебницы и столкнувшись там со стражником.
— Эта славная мелодия посвящается тебе, дружище, —
— Свали, — буркнул стражник. Мирт сунул ему под нос свою карту.
— Ты ж вроде откуда-то с севера? Скажи, через Ихритт и вправду ездят?
— Так давно уже.
— И что, если я поеду по этой дороге один… это безопасно?
— Ну езжай в объезд, раз ссыкун.
— В объезд долго. Напрямую-то в несколько часов уложусь.
— Ну езжай прямо, раз торопыга.
Мирт вздохнул.
— Ты сам бы как поехал?
— Прямо.
— И тебе придётся сражаться, если поедешь? Каковы…шансы, что кто-то нападёт?
— Да никто не нападёт.
— А как же это… черти?
— Сказки это всё.
— А вытягивание силы?
— Не смертельно.
— Но неприятно же, да?
— Ну не езжай через лес, раз неприятно! Чего ты от меня хочешь-то? — вспылил стражник.
— Чтоб ты меня поуговаривал ехать прямо.
— Я тебе не мамка!
Мирт вдруг всхлипнул.
— Нет у меня мамки, я сирота… Не знаю я, каково это — забота материнская… И папки нет… — Мирт наклонился, взял накидку стражника за край и принялся растирать ею слезы по лицу.
— Ты что, сморкаешься? — воскликнул стражник, отбирая накидку.
— Вот только сегодня узнал, отец мой, оказывается, был герой войны… Соратник его рассказал… а я-то совсем не боец… вдруг что случится в этом лесу, так опозорю честь отца…
Слово «честь» магически подействовало на стражника.
— Да не убивайся ты так, — сказал он, наконец отняв накидку у тридана. — Опасность — она на любой дороге может тебя подстеречь, что в Ихритте, что на объездной. А через лес даже люди ездят, и ничего с ними не делается.
— Спасибо, успокоил, — утихомирился Мирт. Он бросился на стражника с объятиями, тот не стал сопротивляться, рассудив, что чем раньше тридан получит свою дозу эмоций, тем раньше оставит его в покое.
Конь, которого звали Стидх, бодро цокал по улице, вымощенной булыжником. Мирт размышлял о том, о сём, его мысли всегда скакали как блохи. Две секунды назад он, кажется, был поглощён загадкой, почему же тат-хтар называл коня кобылой, секунду назад его вниманием полностью завладели воспоминания о начальнике стражи и приюте («Ах, это он устроил меня на службу в чёртов суд! Вот уж удружил!»), а сейчас ударился в беззвучные разглагольствования о теории музыки («Считать ли вилью музыкой? Может, это и не музыка вовсе?»).
Из задумчивости его вывел возглас: «Повороти!» Мирт не сразу понял, что слово было адресовано ему, и не успел остановить коня. Человеческая женщина отбежала к обочине, прижимая к себе ребёнка. Она хромала на каждом шагу, видимо, получила какую-то травму.
— Если бы не Канна, ты уже был бы в суде, арестован за убийство, — крикнул кто-то с верхних этажей. Тридан завертел головой, но так и не выяснил, кто к нему обращался. — Совсем что ль на дорогу не смотришь? Или человеческие дети для тебя всё равно что пустое место?