В ожидании счастливой встречи
Шрифт:
Валерий мигом управился с двумя тарелками щей, попросил еще добавка, а потом выскочил из-за стола, рукавом смахнул со лба пот и выдернул рубильник. «Козел» сразу сник — спираль почернела, из-под пола в щели белыми струйками полез мороз. Сразу же и от окошка потянуло.
— Валерий! Ну что ты выкаблучиваешься. Если разжирел, сними ремень, — зашумели те, что подальше сидели от «козла».
— На работе мерзнете, едите — потеете, — Валерий налил из ведерного чайника кружку и поставил на порог студить. — А вон Егор Акимович, наоборот, замерз
Действительно, руки у бригадира зашлись, подушечки на пальцах, прихваченные морозом, раздулись, не слушаются. Пальцы, как свекла, синие. Пришлось ему через край из тарелки щи пить.
— Хорошо, что выключил, правильно, мужики. Валерка знает дело, — поддерживает Егор, — а то потные да сразу на улицу, — дыхалку перехватит.
— Остынем? Тоже скажешь, Егор Акимович. У меня еще и сейчас лед в мошонке звенит, — скуксился Петро Брагин за столом. Монтажники загоготали.
— Садись верхом на «козла», в один момент вскипит. — Валерий включает рубильник. «Козел» багровеет, пыжится до красноты, потом белеет, запахло перегретым железом.
— Ну, мужики, поели, попили…
— Хорошо бы, Егор, зараз и поужинать.
— Да, и на бок в теплую постель, — договаривает Петро. — И не тяни меня из-под теплого одеяла.
— Летом на солнышке отогреемся, — вздыхает Егор.
Встает из-за стола, снимает с гвоздя прокаленный, подсохший полушубок, напяливает на свою могучую спину, за рукавицы — и в двери, сразу свободнее. Парни тоже одеваются и лениво, размороженные едой, переступают порог.
Мороз еще дожал полградуса с ветерком. При затяжке болтов не выдержали пневматические гайковерты — тарированные ключи ломались по самые шейки, крошились зубья. Прошел один день, другой.
Монтажники поначалу растерялись.
Полетели заводу-изготовителю телеграммы, ответ не утешал: «Ждать оттепели».
— Да что они там?! Ждать, когда вылупится из-за горы солнце, ударит паводок?
Бросились закаливать монтажные ключи, калили, перекаливали и в воде, и в масле. Результат один — ломаются.
А время летит.
— Тимофей Никанорович, придумай что-нибудь, — уже просит, а не требует Егор. — Нешуточное ведь дело — тридцать две тысячи шестьсот пятьдесят четыре болта. Каждый с паспортом, со своей «пропиской». Не доверни на полнитки, представить страшно, что может произойти: вес только одного пролета шестьсот тонн; рухнет первый — положу голову на плаху.
— Так уж сразу и на плаху, — поулыбался Тимофей Никанорович.
Через полчаса на мост снова прикатил Фомичев. Он не мог на этот раз скрыть, да и не скрывал своей тревоги.
— Что у вас опять стряслось, Крайнов?
Начальник участка попросил принести ключ. Монтажник принес и положил его у ног Фомичева. Владимир Николаевич повертел пудовый гайковерт.
— Понятно, — сказал он. — Какие принял меры? Почему мне не доложил, Тимофей Никанорович?
— Завод знает, — уклонился Крайнов.
— Что вы все мне заводом тычете, сами вникли? —
Фомичев не мог устоять на месте. Увидел Жильцова, окликнул.
— Выбились из графика, Егор Акимович, а на сколько дней? Считайте, уже февраль, что вы думаете. Жильцов?
— Не дней, — поправил начальника стройки бригадир, — не на дней скатились, а на восемь с половиной часов. Надо бы про это знать — не махать тут руками.
— А прав, — кивнул Фомичев на Егора Акимовича. — Что это мы как петухи… Ему ключи нужны, — уже в спину сказал. — Посоветуй, Тимофей Никанорович, где взять ключи?
— Завтра скажу, — буркнул Крайнов.
Фомичев понял, что разговор окончен. Велел шоферу положить в машину гайковерт и лихо укатил с монтажной площадки.
В этот день на участке, больше никто не видел Крайнова. Ни днем, ни в ночную смену. Было непривычно без него, и сразу все обратили внимание, что куда-то исчез начальник, который, казалось, и ел, и спал на мосту.
Егор сам уже переволновался. Странно Тимофей Никанорович и вел себя при последнем появлении Фомичева. Не было обычного почтения и уважения к начальнику стройки, да и слушал он Фомичева рассеянно. Егор ругал завод и изобретателей последними словами, какие только подвертывались на язык. Хоть он и переставил людей на предварительную сборку, занял монтажников, но все равно покою не было.
График основного монтажа переломился на нуль. Отставание зафиксировали три смены, а это уже не только красный сигнал — авария.
В эту ночь Егор совсем плохо спал. Несколько раз просыпался. Вскакивала встревоженная Маша. Егор садился за стол, курил, стряхивая пепел себе в ладонь, и никак, ни с какой стороны не мог подобраться к гайковерту. На сколько зуб и шейка ключа разнятся в нагрузке? Чтобы понять это, требовалось рассчитать, знать сопромат и еще уйму наук, но это было по ту сторону Егоровых знаний. И от этого он то и дело вздыхал, ругал себя, что ограничился когда-то техникумом. И на работу пришел с красными от недосыпу глазки, злой, а на кого — и сам не знал. Бригадир и Валерию не ответил на приветствие… Что-то буркнул — и к себе в бендежку. Не успел переобуться, как влетел Валерий.
— Егор, тебя начальство желает… Инструмент привезли.
Хлопнула дверь, а Егор не стал даже переодеваться. Вышел во двор. Монтажники уже обступили «газик». Егор по шапке определил Фомичева. Когда подошел, круг расступился. Крайнов на корточках с ключом «заряжал» трещотку. Увидев Егора, поднялся.
— На, держи, — и Крайнов передал ему «новый» гайковерт.
Тимофей Никанорович выручил монтажников, реконструировал ключ. Фомичев дал ключу зеленую улицу. Вот и изготовили за одну ночь. Кажется, пустяк: уменьшил количество «насечек», увеличил мощность зуба, а такой инструмент, что хоть на выставку в Москву. Монтажники крутили под самое яблочко — ключи не ломались.