В ожидании зимы. Черный ельник
Шрифт:
— Ничего с ним не случится… Глядишь мозги на место встанут! — хмыкнула баба Шура. — Значит и он ничего о рубахе не знает?
— Не знает, — тяжело вздохнула Агапа. — Орать начал, ногами топать, а толком ничего не сказал.
— Странно это все. Кто же мог ее взять? Времени у нас мало, нужно объединить усилия, — старушка щелкнула пальцами, и на столе появилось блюдце с вареньем. — Угостись-ка вареньицем, ароматное страсть.
— Слушай, Яга, а что если к водяному сходить? Может он чего слышал? — кикимора подвинула к
— Сходить-то можно, только сама с ним говорить будешь. Мы уже лет сорок не разговариваем, — баба Шура вздернула подбородок. — И начинать я не стану!
— Хорошо, хорошо, поговорю, а ты в сторонке постоишь, — быстро сказала Агапа, намазывая варенье на булку. — Сейчас чаю попьем и на мельницу.
Старая водяная мельница стояла у реки, но давным-давно не работала. О его колесо бились упругие струи воды, а оно лишь тяжко со скрипом вздыхало, вспоминая добрые времена. Сама мельница потемнела от времени и влаги, на ее стенах кое-где виднелись подушечки мха, но маленькие окошки сияли чистотой, а на крыше виднелись свежие заплаты.
— Лукьян Степанович! Лукьян Степанович! — позвала Агапа, сложив ладошки у рта. — Ты дома?!
Скрипнула дверь и на пороге мельницы показался тучный старик с копной седых волос на большой голове. Он увидел, кто к нему пожаловал и недовольно поджал толстые губы.
— Чего надо?
— Разговор есть серьезный! — Агапа подошла к крыльцу, а ее спутница даже с места не сдвинулась. — Лукьян Степанович, дело важное!
Старик тяжело спустился и сложил на груди руки, хмуро поглядывая на стоящую в стороне бабу Шуру.
— Ну, раз Яга явилась, значит точно дело серьезное. Говори, чего приключилось?
— Рубаха Морока исчезла, — прошептала кикимора, двигая длинным носом. — Украл ее кто-то!
— Что? — водяной булькнул и его глаза стали похожими на блюдца. — Как это украл?!
— Да вот так! — Агапа придвинулась к нему и зашептала. — Мне сестра моя рассказала, что вчера была она в черном ельнике и сама лично видела, что под камнем пустота! А от него чернота рассеивается! Открыты врата и как только день Карачуна настанет, в них войти можно будет! Завтра Морок как увидит, что рубахи нет, разозлится и догадайся, кто под горячую руку попадет?
— Так, а мы здесь причем? — Лукьян Степанович побледнел. — Я рубаху не брал! Мне она не нужна! Живу себе спокойной жизнью, никого не трогаю!
— Думаешь, он разбираться станет? Рубаха пропала? Пропала. Нечисть в деревне рядом живет? Живет. — Агапа Корниловна нервно заморгала, закатывая глаза. — Ведь было уже такое, что домовой и дворовой спьяну рубаху спёрли и на чердаке спрятали! Им, видите ли, пошутить захотелось! Помнишь, чем закончилось? Развеял их Морок!
— Ах, ты ж камыши да ряска! — испуганно прошептал водяной. — И что делать-то теперь?!
— Искать надобно рубаху! Может у тебя какие мысли имеются, кто ее взять мог? — кикимора
— Ладно, идите в библиотеку, а я по домовым пойду. Авось, кто из них чего слышал… — вздохнул водяной. — Вот же наказание мне! Тут бы к зиме готовиться, все бочаги проверить да омуты! Старый сом меня ждет, чтобы помог я ему нору утеплить… Нет же, теперь вместо этого мне придется по деревне бегать!
— Спасибо тебе, Лукьян Степанович! — Агапа крепко обняла его, и он возмущенно забулькал.
— Не прижимайся ко мне! Не прижимайся, окаянная! Не люблю я этого!
Яга насмешливо фыркнула и отвернулась, сложив на груди руки.
К вечеру погода начала портиться. Подул холодный северный ветер, понес жухлые листья, закружил их в вихре вместе с пылью. А потом пошел дождь. Он начался мелкой неприятной моросью, а потом припустил сильнее, заливая струями чисто вымытые Марьяшины окна.
— А ведь не передавали дождь! — Зина стояла у окна, глядя на улицу. — Вот и верь после этого синоптикам!
— Осень ведь… К зиме дело идет, — улыбнулась Марьяна. — Подумаешь, дождь! Зато сколько впереди праздников! Может, камин растопим? Мне недавно его почистили, наверное, гудеть будет!
— Можно, — я посмотрела на темную топку небольшого камина. — Уютно станет.
— Только за дровами в сарай нужно сходить, — подруга вышла из комнаты, а мы за ней.
— Вместе пойдем. Наберем побольше. — Зинка натянула старый плащ. — Может в погреб за вином?
— Эх, гулять так, гулять! — засмеялась Марьяна. — Устроим посиделки!
Мы нырнули из уютного тепла в промозглые сумерки, и пошли к дровнику, старательно обходя серые грязные лужи.
Марьяша посветила фонариком на дверь сарая и удивленно протянула:
— Странно… вроде бы я ее закрывала… Неужели ветром открыло?
— Да вполне возможно. Вон как дует губастый! — я заглянула в дровник. — Может сюда, какое животное забралось?
— Нет здесь никого. — Зина протянула руку, чтобы взять чурбачок, но вдруг замерла. — А это еще что?
— Где? — Марьяна шагнула к ней. — И, правда, что это?
Я раздвинула подруг в стороны и тоже вошла в сарай. В самом углу, на куче дров лежало нечто и испускало слабое свечение.
— Что-то мне страшно… — прошептала Зинка. — Есть какие-то предположения, что может светиться в темноте?
— Нет, — прошептала я в ответ. — Не паникуйте. Давайте посмотрим.
Пока подруги раздумывали, я оперлась на дрова и, протянув руку, схватила странную светящуюся вещь. На ощупь это была какая-то ткань.
Через минуту мы удивленно рассматривали мужскую рубаху, от которой исходило непонятное красноватое свечение. Она была большой, с искусной вышивкой по вороту и удивительно белоснежной, будто и не лежала в пыльном сарае.