В Париж на выходные
Шрифт:
— Что еще случилось? Что-то с Бобби?
— Нет-нет, ничего не случилось. Просто я долго не могла заснуть, а сейчас проснулась, и мне тревожно.
Тревожно стало и мне. У Джессики депрессия — в Америке это считается нормальной полноценной болезнью, как колит или воспаление среднего уха.
— Точно ничего не произошло? А Бобби что делает, спит?
— По крайней мере, из комнаты своей пока не выходил. Мы проговорили с ним допоздна.
— Его больше не тошнило?
— Нет, его нет. Это передалось мне!
Я представил себе, как Джессика сидит сейчас в постели, подложив под плечи
— Знаешь, солнышко, я всё-таки хочу приехать к тебе в Париж.
— Когда?
— Прямо сейчас, первым рейсом. И Бобби с собой возьму. Ты как?
Как я? У меня всего-то дел — ливийцы, убитый Штайнер, еще живой Метек!
— Я бы был счастлив, — протянул я. — Но, понимаешь, может случиться так, что я уже сегодня освобожусь.
Все свидетели — это была чистейшая правда!
— Ну и что? Тем лучше, если ты освободишься сегодня! Мы пару дней проведем все вместе в Париже, сводим Бобби в какой-нибудь музей.
— Например, в Диснейленд, — съязвил я.
Сын наш тягой к прекрасному не отличался.
— Ты не хочешь? Мы тебе помешаем?
Голос Джессики теперь звучал обиженно. Радость моя, если бы ты знала!
— Нет, я бы очень хотел, чтобы вы приехали. Просто может случиться так, что я всё воскресенье буду занят.
Это, конечно, я уже плел. Но я никак не был готов к такому повороту событий!
— В воскресенье?
— Мы еще не поговорили с Жаком Куртеном. Ему завтра лететь в Гвинею, — к счастью, вспомнил я.
Но я осознавал, что все это звучит не очень убедительно.
— Мы можем пообедать с ним вместе. Или у вас секреты?
Жак Куртен готовит для нашего агентства сафари в африканских странах. Это не вульгарное убийство крупных животных — такими вещами я не занимаюсь принципиально. Мы устраиваем индивидуальные экологические туры. Последняя мода сейчас — наблюдение в бинокль за экзотическими птицами и запись звуков дикой природы. Мы сделали абсолютно счастливой супружескую пару производителей поп-корна из Кентукки, которой в Кении удалось записать брачные крики бабуинов. А теперь для семьи одного театрального продюсера мы подготовили речное путешествие по притокам Нигера на двух катерах, и Жак должен завтра улететь в Конакри, чтобы сопровождать их в поездке.
— Какие у нас могут быть секреты?
— Ну и хорошо, — поспешно сказала Джессика, пока разговор пребывал в таком благоприятном русле. — Я сейчас позвоню в аэропорт, подниму Бобби и вечером мы у тебя.
Это, я и не подумал раньше, немного меняло дело. Действительно, при самом быстром раскладе — самолет часа через три-четыре плюс шесть часов полета — они доберутся до Парижа только поздней ночью. А к этому времени я действительно могу освободиться ото всех дел, включая Жака Куртена.
— Вот и прекрасно! — бодро сказал я. — Действительно, давайте проведем несколько дней в Париже все втроем. А что ты скажешь в
— Дети болеют, — отрезала Джессика.
В принципе, она терпеть не может врать. Значит, ей действительно плохо и нужно поскорее оказаться рядом со мной.
— Ты права! К тому же неизвестно, что для Бобби будет полезнее — идти в школу, где детям предлагают наркотики, или оставаться с родителями. Кстати, надо подумать, не поменять ли нам школу.
— Солнышко, других школ уже нет. Они были в нашем детстве и исчезли вместе с ним. Но мы обсудим всё это при встрече, — Джессика уже пришла в радостное возбуждение, которое, как говорит ее психоаналитик д-р Гордон, лучший антидепрессант. — Всё, я звоню в аэропорт и перезвоню тебе, когда возьму билеты. Целую тебя!
— Целую, моя радость.
Я прямо видел, как она, нажав кнопку отбоя на телефоне, кричит «Бобби!» и ищет ногами тапочки. На тапочках, положив на них морду, обычно спит наш пес мистер Куилп. В такую рань растолкать его будет не просто.
Американцы — самая здоровая и самая больная нация на Земле.
Здоровая телесно. Я не забуду, как в Вашингтоне я встречался с агентом на Моле перед Национальной галереей. Был конец ноября, температура была градусов 6–7 по Цельсию. Тепла, тепла — но всё равно это холодно! Крапал холодный дождь, за пеленой которого и обелиск, и Капитолий казались скрытыми за полупрозрачной, как в ванной, занавеской. На мне была майка, пуловер, шерстяной пиджак, плащ, и, хотя дождь был не сильный, я всё же держал над головой зонт. С такой экипировкой холодно мне не было. Тем не менее я думал, где бы поблизости выпить горячего глинтвейна.
И тут подошел автобус со школьниками, приехавшими на экскурсию в галерею. Дети лет от десяти до пятнадцати неспешной цепочкой шли по аллее ко входу. Большинство было одето в кроссовки, джинсы и хлопчатобумажные пуловеры с капюшоном или без. Двое-трое и вовсе были в футболках, а пуловеры у них были завязаны вокруг талии. Все они шли под ледяным душем не торопясь, весело болтая, многие в обнимку. Зонтик был раскрыт только над головой двух преподавательниц лет пятидесяти.
Это один пример, вот другой. В Калифорнии стандартная форма одежды — футболка и шорты или бермуды. В выходные люди выходят так на прогулку или за покупками, какая бы ни была температура. В Сан-Франциско как-то в декабре выпал снег, так множество народу и не подумали надеть брюки или куртку — только накинули пуловеры и повыше подтянули носки на голых голенях.
А вот с душой у американцев не так хорошо. Насколько они закалены, чтобы давать отпор атакам микробов, настолько у них исчез иммунитет на сложности жизни. Наверно, это плата за благополучие. Они разучились думать. Мысль возникает, когда она наталкивается на препятствие. Нет препятствия — нет и мысли! Но это всего не объясняет.
Где в мире есть еще такое количество наркоманов, маньяков, школьников, расстреливающих своих одноклассников, отце-, матере- и детоубийц? Где, скажите мне? Это всё люди, которые не умеют жить в реальном мире. Большинство американцев теряются, когда попадают в ситуацию, в которой не оказывался Микки-Маус или Терминатор. Американцы живут в одном мире, а что-то знают про совсем другой.