В период молодости
Шрифт:
И гость сначала пробежался по старику скорей глазами,
По одеянию его… как будто что-то вспоминал,
И очень быстро шевелил своими он глазами…
Рукой схватился за лицо и повернул в сторону,
Как будто что-то в нем искал… как будто бы ребенку!
Увидев тотчас, что старик не рад его затее,
Пришелец руку опустил, привстал и стал смелее:
«Я просто уточнить хотел,
Все правильно ли сделал…
Могло быть так, что ты не
А я совсем не ведал.
Тебя нашли ведь для меня
По моему заказу,
Но то помощники мои…
Тебя узнал не сразу».
«Да что ж вам надо, господин?
Давайте же приступим,
Я не уверен, помогу ль....
Мы время не погубим?»
«Нет, все нормально – все как есть
И как положено, конечно…
Теперь я знаю, кто ты есть,
И мне к другим лететь нечестно.
Да… и не волнуйся о часах,
Как только разговор наш прекратится,
Ты вновь окажешься тогда,
Когда закончил ты молиться».
Гость встал и сделал шаг вперед.
Теперь стоял спиной он к старику…
«Ну что ж, давай начнем,
Терпеть я больше не могу!
Но помни… помни, старичок…
Я хоть не любитель оправданий,
Но вовсе, вовсе не из тех,
Кто помогает в исполнении желаний.
Но ты послушай наперед…
Ты только правду говори,
Одно, но лживое признанье…
Подобен станешь ты пыли!
Давай начнем-ка для начала
О детстве толковать…
Начни с того, что лучше помнишь…
Кто твой отец, кто мать?
А я пока вот тут присяду», – сказал названый гость.
Щелчком создал он стул винтажный и одежду повесил на гвоздь.
Присел на стул, с усталым видом, немного закатив глаза
И ногу на ногу сложив – как будто слушал нехотя.
Как будто все это ему не надо
И словно сам понять не может, для чего
Пришел сюда ответы слушать престарца одного…
А старец, время не теряя,
Из памяти мгновенья вспоминая,
Тут начинает свой рассказ.
Не стоя, сидя, обернувшись, слегка повернут к незнакомцу,
И взгляд его глубок и хладен, подобно темному колодцу…
Как будто видел отраженье, из прошлого картины вспоминая,
Минуты три он промолчал, воспоминаниям внимая.
«Отец родился мой и вырос,
Как матерь в детстве говорила мне…
В дали, далекой отсюда,
В холодной и глухой тайге.
Он пятый сын был у семьи,
Два первых померли при родах,
Осталось их три.
Его Никитием назвали,
Когда на свет явился он,
И вплоть до юношеских лет
К трудам семьи был приобщен.
Отца
Все трое с материю жили,
Убит был зверем прадед мой,
Когда охотился в Сибири…
И так вот вместе все – три брата
Охотились и собирали,
Все вместе матери своей
До старости, седин
Дожить свой срок и помогали…
Потом отец покинул край,
В котором прожил много лет,
И перебрался в край,
В котором я держу обет.
Тут с матерью моей Марией
И познакомились они…
Затем чрез год и я родился,
И были счастливы они…»
Но тут незваный гость прервал прескромный монолог:
«Так почему отец уехал,
Остаться с матерью не смог?»
«Отец сказал, что был он в ссоре,
И оставаться там не мог…»
«Но с кем же в ссоре был Никитий,
Коль жили там лишь мать и братья,
Иль погоди… – ему хотелось испытать
Красивой женщины объятья?»
И при словах таких, последних, два чувства в сердце вызывая,
Наш гость блеснул, сверкнул глазами, ответа старца ожидая.
И не понятно, что услышать тогда хотелося ему....
То, что отец предал семью, оставшися в любви плену?
«Не надо… – говори, как есть,
Я судеб много очень видел –
Количество не счесть.
Не надо обращать вниманья
На мои глаза…
Своим ты не поймешь сознанием,
О чем желаю я…»
Старик его покорно слушал, согласие передал киваньем,
Он не хотел срывать беседу своим непониманьем.
«Я лгать не буду, – молвил он. –
Я ограничен пред тобою…
Выдумывать не стану я.
Смущаюсь, думаю порою…»
«Не надо думать, говори, что есть
И было как на деле…
Ты много думаешь вообще,
На деле все так еле-еле…»
Старик, поняв, в чем ошибку совершил,
Продолжил свой рассказ бодрей,
И так он говорил:
«Не знаю… почему ушел,
Покинул он родимый край,
Наверное, в краю долевом
Душе найти пытался рай.
Он говорил лишь, что
Оставить он не хотел родную мать,
Но были с нею сыны дома,
Они не дали ей пропасть…
Он сетовал, что очень часто
По братьям милым тосковал,
Что за здоровье мамы родной
Порой переживал.
А здесь… приехал и влюбился,
Но знать тогда не знал,
Что время быстро так промчится…
Порою сам не замечал.
Но братьям он писал пречисто,
О том, как шли дела…
Его всегда их волновала