В плену королевских пристрастий
Шрифт:
— Значит, ты косвенно подтверждаешь, что ты его любовница… Да еще и по собственной воле, коли то не во власти короля, как ты говоришь… А он поимел тебя и бросил. Да ты не лучше этих его шлюх… даже хуже… ты такая же продажная дешевка. Чем он купил тебя? Тем, что сохранил жизнь в своих подвалах, когда казнили твоего первого мужа? Или тем, что позволил избежать пыток, которым обычно подвергают подозреваемых? Чем он расплатился? Свободой, замком и новым мужем или еще что-то добавил?
— Ой, как у тебя накипело… — вдруг нежно
— Значит, ты такая?
— Я не собираюсь оправдываться, Марк. Это твое право так думать обо мне.
— И тебе даже не стыдно? Ты молишься, сбегаешь в монастыри, матери моей мозги россказнями о спасении души промываешь, а сама… сама… сама прелюбодействуешь с королем при живом муже!
— Ты меня, что видел в его постели, чтоб обвинять? — усмехнулась Алина, — Не видел. Поэтому, и обвинения твои не более чем пустой трезвон… К тому же не тебе судить меня. Я со своей душой как-нибудь сама разберусь.
— Я не обвиняю, я хочу знать, какое право ты имеешь поучать других, как жить, коли сама в грязи?
— Я никого не поучаю. Я лишь отвечаю, когда спрашивают совета и помогаю, если просят о том. Я тебя к себе не звала. И уже неоднократно говорила, что вмешаюсь в твою жизнь, только если сам хочешь.
— Почему я не могу найти никого, кто способен противостоять ему? Я думал, хоть ты такая… а ты лишь делаешь вид. Почему?
— Потому, что он — король. К тому же, сильный, мудрый и достойный король.
— Он деспот, самовлюбленный самодур и развратник, в добавок сильно пьющий.
— Марк, я могу тебе простить любые оскорбления меня, однако оскорблять в моем присутствии короля я не позволю, — в голосе герцогини зазвучала сталь, — Или ты сейчас же извинишься и признаешься, по какой причине оскорбляешь отца, или я накажу тебя, — она резко поднялась и встала напротив принца.
— Накажешь? Это позволь узнать как? Отцу нажалуешься? — тот тоже поднялся.
— Нет, жаловаться я никому не буду, — Алина быстрым движением схватила принца за руку и, сделав шаг вбок, сильно заломила ее ему за спину.
— Больно… отпусти!
— И не подумаю, — она подтолкнула, согнувшегося от боли принца лицом к стене и распустила свободной рукой шнур, удерживающий тяжелые гардины. Потом подхватила вторую руку принца и, несмотря на его попытки вырваться, связала ему руки за спиной. Затем, ударив ногой под колени, заставила встать на колени и, еще сильнее заломив руки, привязала их к кольцу в стене таким образом, что принц не мог даже пошевелиться, не испытав сильную боль.
— Отпусти сейчас же! Мерзавка! Гадина! Распутная дешевка! Ты не смеешь так со мной обращаться! — в голосе принца слышались слезы, — Я не прощу тебя, если сейчас же не отпустишь!
— Меня можешь обзывать, как хочешь… я уже говорила,
— Изобьешь?
— Для начала да, а если упорствовать будешь, более изощренно накажу.
— Ты не посмеешь. Я кричать буду.
— Кричи. Только как ты думаешь, кто тебе поможет: твой отец, мой супруг или из придворных кто?
— Ты злобная ведьма.
— Ты эти слова на время наказания прибереги, чтоб было кричать что. А сейчас лучше мне ответь: может, ты все-таки извинишься?
— Наказывай! Я все равно не извинюсь, хоть убей!
— Надо же какая самоуверенность… Думаешь, раз я женщина, наказывать не умею? Ошибаешься. Ты может, не заметил, как у нас все слуги вышколены? Или думаешь, в том супруга моего заслуга? Так заметь, он в замке редко бывает, это я здесь постоянно живу, — она положила ему руку на пояс.
— Ты хуже него, а еще про дружбу говорила… — принц всхлипнул.
— Не согласись я на дружбу с тобой, отвела бы я тебя к королю и рассказала, что ты о нем говоришь… Как ты думаешь, он бы быстро заставил тебя извиниться? — она усмехнулась и, немного помолчав, добавила: — Я предлагаю тебе это сделать самому, и лишь своим отказом, ты вынуждаешь меня, тебя наказать. Я не в восторге от этого. Я не люблю наказывать кого бы то ни было, но уж если меня вынудили пойти на это, я стараюсь наказать так, чтобы больше никогда желания быть наказанным не возникало. Понятно?
— Пугаешь?
— Нет, честно предупреждаю. Но если откровенно, мне уже надоело тебя уговаривать извиниться, — она решительно нащупала застежку на его ремне.
— Не надо… я извинюсь… не надо бить… — плечи принца задрожали, и он, уткнувшись головой в стену, заплакал.
Алина развязала ему руки и, повесив шнур на место, вернулась и села в кресло.
Принц, как только она развязала ему руки, повернулся и сел на пол, растирая сдавленные шнуром кисти рук.
— Унизила и довольна? — хлюпая носом, тихо спросил он, искоса взглянув на нее.
— Во-первых, чем это я унизила тебя? Тем, что требую извиниться за то, за что другим языки вырывают и на каторгу отправляют? При этом согласись ты сразу извиниться, я бы даже касаться бы тебя не стала… Ты сам инициировал эту демонстрацию моей силы, как и в большинстве случаев, когда это делал твой отец. Надо отдавать отчет в собственных действиях, и заранее понимать, какими последствиями они чреваты. Во-вторых, я жду извинений и откровенных пояснений причин, почему ты это сказал. А ждать я не люблю, поэтому не провоцируй меня дальше. И еще учти, фиглярства я не потерплю, извиняться и каяться, будешь абсолютно искренне, иначе очень сильно пожалеешь…