В плену любви
Шрифт:
Вся семья была в столовой. Обед уже закончился, но оборотни не спешили расходиться. Младшая сестра что-то рассказывала, оживленно жестикулируя, остальные по-дружески подначивали ее, вставляя веселые комментарии. Отец Джоша обнимал жену — полноватую, не слишком-то хорошенькую по общепринятым меркам, но внезапно она показалась Дэмиану удивительно красивой, так шла ей улыбка полная тихого счастья. Самый младший сынишка льнул к родителям, увлеченно тыкая папе в лицо игрушечным драконом.
Дэмиан прилип носом к стеклу, почти не вслушиваясь в слова, просто впитывая ощущение тепла, взаимной близости
Но у них было то, чего никогда не было у Дэмиана. То, что показалось ему вдруг важнее всех машин и особняков на сто сорок комнат.
— Дэмиан! — радостно вскрикнул Джоша, заметив его лицо в окне. — Привет! Иди сюда, мы собираемся играть в фанты.
Нет, Дэмиан не пошел играть в фанты. Щедрое предложение показалось небрежно брошенной подачкой. Он демон, и не нуждается в милостыне.
Поэтому он сбежал. А на следующий день, когда Джош пришел к нему в гости, сам начал ссору. Жестоко высмеял его бедность, прошелся по семье, родителям, сестрам… Разумеется, оборотень не стерпел оскорблений и полез в драку. Разумеется, Дэмиан его отделал. Так и пришел конец недолгой дружбе.
Весь оставшийся месяц ссылки демон каждый день подкрадывался к дому семьи Маккалистер, чтобы прильнуть к окну. И сам себе казался нищим бродяжкой, который голодными глазами подглядывает за чужой трапезой.
— Ты уверен, что понимаешь о чем мечтаешь? — растерянный голос Рианы вырвал его из воспоминаний. — Ребенок — это ответственность на долгие годы. И заботиться о младенце — это не раз в неделю погладить его по головке. Пока маленькие они постоянно плачут и писают, а когда подрастают…
Она что-то еще говорила. Расписывала бессонные ночи, упирая на то, что няня это, конечно, хорошо, но нельзя же полностью отдавать ребенка чужим людям. Зачем тогда рожать? Объясняла, что младенцы — это не пухлые пупсики с рекламных открыток, на которых можно поумиляться и пойти своей дорогой. Повторяла, что дети — это огромная ответственность.
Дэмиан слушал и улыбка на его лице становилась все шире.
— Ты думаешь я об этом не знаю? — весело спросил он. — Жена моего партнера родила год назад, так что я имел счастье наблюдать, как оно бывает во всех подробностях. Не надо считать меня идиотом, который живет в мире радужных фантазий. Я просто хочу свою семью. Дружную, большую семью, в которой все любят друг друга, — закончил он с тихой тоской.
Не поторопился ли он, когда заговорил об этом? Риана сама еще ребенок, ей и так досталось. Она ведь и не жила толком, а он сразу про детей.
— Это не срочно, Ри, — он улыбнулся и поцеловал ее в висок. — Только когда ты будешь готова. Я подожду сколько нужно, пока не захочешь.
— А если я совсем не захочу? — осторожно уточнила девушка.
— Захочешь, — убежденно ответил демон. — Я вижу, как ты смотришь на Мартина. Ты будешь замечательной мамой, я знаю.
— Но я собираюсь стать замечательным ученым! — почти в отчаянии пробормотала Риана. — Изучать хтонических тварей, может даже приручить их…
— А кто сказал,
Фамильный склеп семейства д’Элломэ напоминал готический замок в миниатюре. Застывшая под крышей каменная химера щерила клыки и смотрела недобро, как будто говоря: “Иди отсюда по-хорошему”.
“Уйду, — мысленно ответила я ей. — Но потом. У меня есть дело”.
Тяжелая дверь сперва сопротивлялась, словно тоже не хотела пускать непонятную чужачку, но потом сдалась и тронулась с места неожиданно мягко, без малейшего скрипа в хорошо смазанных петлях.
Я зажгла светильник и шагнула внутрь. Темнота обняла меня бархатными щупальцами.
Что же: внутри последнее пристанище высших вампиров оказалось уютнее, чем снаружи. Прохладный сухой воздух не нес в себе запаха тлена, какой ожидаешь встретить внутри склепа. Чистые полы с черно-белой мозаикой, ровные ряды саркофагов на возвышениях. Я прошла вглубь, остановилась у последнего гроба. Каменный Вик, высеченный на крышке саркофага спал, сложив руки на груди. В слабом свете лампы мрамор отливал розовым, как кожа. Казалось, безмятежный юноша просто задремал. Вот-вот откроет глаза, улыбнется и скажет: “Здравствуй, моя королева”.
“Виктор Жан Батист д’Элломэ” гласила надпись вычурным шрифтом под саркофагом. От неожиданности я усмехнулась.
— Надо же, Вик. Ты оказывается Жан Батист. Кто бы мог подумать?
Иллюзия или игра света, но почудилось, что по каменным губам скользнула мимолетная усмешка.
Что бы он ответил мне, если бы был тут? Если бы мог говорить?
— Ты, наверное, хочешь знать зачем я пришла…
Мне бы тоже этого хотелось. Понимаю, что Вика здесь нет: он давно отправился на круг перерождений, а возможно уже открыл глаза и издал первый младенческий крик в одном из множества миров Великой Цепи. Закрыл эту дверь навсегда, не нуждается ни в моих обвинениях, ни в моем напутствии.
Это нужно мне. Поэтому я и пришла.
— Наверное, чтобы сказать, что прощаю тебя.
Да, прощаю. Ты предал меня, но ты же и спас, отдав свою жизнь в уплату.
— И прости… Ты любил меня, но я не смогла полюбить в ответ.
Тишина. Еле ощутимая дрожь светильника в руке. Блики, пляшущие на лице каменного Вика, и молчание, заставляющее вспомнить о вечности.
Не было ничего, что можно было бы истолковать, как знак одобрения. Но мне показалось, что Вик услышал эти слова. Через все немыслимые миры и столетия, разделяющие нас. Услышал. Понял.
И простил.
Я нежно провела ладонью по каменным волосам.
— Мне жаль…
Еле ощутимый ветерок погладил щеку. Словно мимолетный братский поцелуй. Было? Показалось?
Я покидала склеп без спешки, но и без желания остаться. С тайной светлой грустью в сердце. Словно действительно простилась с давним близким другом. Каменная дверь сердито хлопнула за спиной. После темноты склепа краски осеннего дня показались неправдоподобно яркими, буйными. Я шла мимо усыпальниц, улыбаясь безмятежному небу и брызгам солнца на желтых и оранжевых листьях.