В плену медовой страсти
Шрифт:
— Карма уже показала тебе твою комнату? Она большая, — сказал Литий.
— Я заметила, — отозвалась девушка. — Благодарю.
— Располагайся. Отдохни немного и оденься. Скоро будем завтракать. Я и сам еще ничего не ел сегодня, представляешь?
— Ужасно, — отозвалась Кера, не зная, что еще можно на это ответить. Мужчина уже направился было к выходу, но она неожиданно решилась на вопрос, и он оглянулся. — Гос… Литий, сколько времени я пробуду у вас? Господин ничего не сказал мне. Обычно рабынь отдают на сутки, но вы, как мне кажется, не торопитесь взять то, для чего купили меня…
— А
— Ну, чтобы… чтобы забрать мою невинность.
— Готовься к завтраку… Твое новое платье на постели, — произнес Литий и молча вышел.
Кера осталась в одиночестве. С волос ее падали капли ароматной розовой воды, а неподалеку трещали в камине свежие поленья.
18 глава
Исмин вернулась в хозяйский дом на следующее утро. Она дрожала, ноги едва держали ее, белые волосы было неровно порезаны ножом до лопаток, а местами до плеч, под ногтями скопилась грязь, а между ног саднило и ныло.
Кессия, встретившая ее у ворот виллы, при виде Исмин сразу изменилась в лице, побледнев:
— Что он… что он с тобой сделал?
Исмин не стала отвечать на вопрос, а задала свой:
— Где Кера?
— Я не знаю, — рабыня пожала плечами. — Она еще не возвращалась от этого… как его…
— Лития, — подсказала Исмин. — Ладно. Спасибо.
— Тебе что-нибудь нужно? — участливо спросила Кессия, но Исмин только отмахнулась. Все, что ей было сейчас нужно, — это вымыться и лечь.
Она хотела бы поговорить с Керой, но Керы не было.
Она хотела бы поговорить с Арвором, тем более что знала — его избили его же собратья, — но это было невозможно до наступления ночи.
Поэтому сейчас она могла только вымыться и лечь.
Бойцы ходили в баню по вечерам, так что сейчас там было свободно. Тепло сохранилось с ночи, и Исмин не пришлось заново наполнять поленьями печь и разжигать огонь. Вода в чанах тоже еще не остыла.
Наполнив ведро горячей и холодной водой и смешав ее, Исмин опустила туда руку, чтобы проверить температуру, а потом принялась раздеваться. Сняла с себя потрепанный синий сарафан, сандалии, распустила ленту, которой были прихвачены испачканные, запутавшиеся, покромсанные волосы.
Ее трясло, но она едва ли это осознавала. Воспоминания прошедших суток ударяли в голову острой болью, пронизывали насквозь, проникали в самые дальние уголки ее истерзанного тела. Чтобы поскорее смыть с себя все это, весь этот позор и ужас, она намылила жесткую мочалку и принялась тереть свое тело, раздирая бледную кожу почти до крови, лишь бы смыть все до единого следы Мэгли.
Она на три раза вымыла голову, а потом долго, причиняя боль сама себе, выскабливала дрожащими пальцами свое влагалище. Ей казалось, что в ней до сих пор находятся и багровый член патера, и его мерзкие костлявые пальцы с острыми ногтями, и кусок куриного сердца.
Вода почти закончилась, прежде чем Исмин решила, что у нее больше нет сил отмывать себя. Наверное, этого было достаточно. Не вытираясь, она напялила на себя чистый голубой сарафан, а синий швырнула в печь, чтобы потом, когда
Добравшись до камеры Керы, Исмин прочесала гребнем свои влажные волосы. Хотелось есть, но она решила, что голод можно пережить. Ведь если она поднимется на виллу или придет в столовую, ее заметят и заставят возвращаться к своим привычным обязанностям: готовить, убирать или стирать. У нее не было на это сил. Ей хотелось поспать. Хоть немного. Поэтому, улегшись на постель Керы, она свернулась клубочком, подтянула к подбородку колени и, закрыв глаза, сделала отчаянную попытку выбросить из головы ужасные картинки прошлой ночи и всего предыдущего дня. Это было непросто. Минут пятнадцать ее по-прежнему знобило, но постепенно тишина, тепло и полумрак убаюкали девушку, усталость взяла свое, и она погрузилась в неглубокий, тревожный, но все же сон.
Около полудня ее разбудила Летта. С трудом раслепив глаза, Исмин решила, что ее ищет госпожа, и готова была покорно встать с постели, но Летта сказала, что хозяйка позволяет ей остаться сегодня в камере и отдохнуть.
— Это очень щедро с ее стороны, — пробормотала удивленно Исмин.
— Она просто переживает за Керу… Керы до сих пор нет, а она много значит для госпожи.
— Знаю, — Исмин кивнула.
— Поэтому госпожа половину дня стоит на коленях и молится Каллисте, покровительнице всего женского рода, чтобы та сохранила Керу. Быть может, если госпожа будет добра к тебе, Литий будет добр к ее личной рабыне, — Летта пожала плечами.
У Исмин не было сил думать об этом. Как только Летта прикрыла дверь ее камеры, девушка снова опустила голову на мягкую звериную шкуру и задремала, стараясь не думать ни о Кере, ни о Арворе, ни о Мэгли…
После трех часов дня началась очередная бойцовская тренировка, и во дворе стало шумно: кричали мужчины, ударял о землю хлыст наставника, звенели мечи и копья. Исмин снова проснулась и теперь лежала с открытыми глазами, силясь в гуле голосов услышать голос Арвора.
Потом она встала, оделась и вышла из камеры.
Тренировка была в самом разгаре. Арвора на площадке не оказалось, а дверь его камеры, находящейся на противоположном конце двора, была наглухо закрыта.
Ей хотелось пойти туда, увидеть его, обнять, рассказать о своих бедах и выслушать его историю… Но она не могла.
Особенно она хотела рассказать о том, что грело ее посреди всей этой нестерпимой боли. Патер Мэгли проговорился о самом важном, что было в ее жизни: о ее семье. В прошлый раз он заявил, что ее родители и сестра давно мертвы, но теперь…
Он заявил вдруг, что ее сестра Исин жива. Что ее продали какому-то влиятельному патеру в Кишар. И что она, кажется, нянчится с детьми этого самого господина… Подробнее Мэгли и сам не знал.
— Лучше б она сдохла… Теперь ее наверняка трахают все, кому не лень… Засовывают члены в ее узкую девичью дырочку…
Но Исмин знала: если сестра работает нянькой и возится с детьми — ее вряд ли заставляют совокупляться. Дети для богатых патеров — святое. Они не станут трахать рабынь, которые кормят и ухаживают за их отпрысками. Напротив: таких рабынь уважают. Не такие, как Мэгли, конечно, но большинство.