В плену пертурбаций
Шрифт:
– Ну да, – отозвался Соренсет, обретая на глазах прежнюю величественность. – Можем мы войти?
– Пожалуйста. Дверь открыта.
Соренсет откинул наружную щеколду, распахнул тяжелые деревянные створки и придержал их, пропуская гостей вперед.
Джон-Том увидел перед собой животное, закутанное в бежевое одеяло.
Присмотревшись повнимательнее, он нахмурился.
– Вы не лошадь.
– Это еще что за остроумец? – осведомилась Дормас у Соренсета.
– Нет, я от нее без ума, – пробормотал Мадж, восхищенно прицокнул языком и прислонился к стене. Сорбл, вошедший последним, закрыл за собой дверь.
– Вы
– Сдается мне, человече, – проговорила Дормас, – ты только вчера родился на свет. К твоему сведению, я не лошадь и не мул, а лошачиха.
– Прошу прощения?
– Проси, проси, может, и получишь. – Она вновь повернулась к Соренсету. – Ты говорил, что мне предстоит путешествовать в компании волшебников и воинов. Про слабоумных младенцев у нас и речи не было.
– Послушайте, – воскликнул Джон-Том, – я не…
– Мул, – перебила его Дормас, – есть плод любви лошади и осла, точнее, кобылы и осла. Лошачиха же происходит от жеребца и ослицы.
Лично я рада, что не родилась безволосой обезьяной. – Она смерила юношу взглядом. – Любопытно! Трудов всего ничего, а итог ишь какой вымахал.
– Я же извинился, – буркнул Джон-Том. – Откуда мне было знать?
Физиология четвероногих – не моя специальность.
– Дипломатичности тебя, похоже, тоже не учили.
– Ну, хватит, в самом деле! Меня зовут Джон-Том. Это великий волшебник Клотагорб, его слуга и ученик Сорбл и мой друг Мадж. Мы счастливы, что вы вызвались помочь нам.
– Вызвалась, как же! – фыркнула Дормас и поглядела на Клотагорба. – Ты, верно, предводитель этой шайки недоумков. Человек слишком молод, филин пьян в стельку, у водяной крысы жуликоватый вид. Значит, остаешься только ты.
– Во повезло старику, ниче не скажешь, – хмыкнул Мадж себе под нос.
– Лис пообещал, что мне заплатят соответственно опасности, которой я буду подвергаться. Сами понимаете, зима на носу, тут уж не до шуток.
– Вы не пожалеете, что присоединились к нам, – заверил чародей.
– Так-то лучше. – Казалось, заявление Клотагорба слегка утихомирило Дормас. – А то «вызвалась»!
– Приятно познакомиться, – произнес Сорбл, который успел уже взгромоздиться на стропило.
– Извините, если я обидел вас, – проговорил Джон-Том. – У меня и в мыслях не было ничего дурного. Просто я чересчур мало знаю о вашем мире.
– Все мы не без греха. Да, если кто до сих пор не сообразил, меня зовут Дормас.
– Привет, милашка, – бросил выдр и задорно присвистнул. – А я Мадж.
– Глазки у тебя, конечно, бегают, но ты мне нравишься, водяная крыса. По крайней мере, за словом в карман ты явно не полезешь. – Дормас снова повернулась к советнику. – Гуляй отсюда, Соренсет.
Спасибо и все такое, но сейчас пойдет разговор не для твоих ушей. Свою долю огребешь потом.
– Какую долю? – изумился лис, который, не дожидаясь, пока его выпроводят, сам направился к двери. – О чем ты говоришь? – Он одарил спасителей города блеклой улыбкой. – Прошу прощения, у меня много дел.
Всего хорошего, а главное, удачи. – С этими словами Соренсет исчез за дверью.
– А теперь обсудим кое-какие подробности, – изрекла Дормас.
– Подробности? Я полагал, что Соренсет все уладил, – удивился Клотагорб.
– Ничего подобного. Он свел нас и на том успокоился. Ну, милости прошу, гости дорогие.
Задняя комната представляла собой разительный
– Ну как? – справилась Дормас. – По-моему, ничего.
– Рисовали, видно, не вчера? – поинтересовался Мадж, который присоединился к Джон-Тому и тоже разглядывал картину.
Дормас фыркнула, но промолчала. Она приблизилась к стоявшему у стены картотечному шкафу, выдвинула зубами второй сверху ящик, покопалась в нем, извлекла лист бумаги, толстый, будто картон, положила его на стол и придавила четырьмя деревянными брусками, предназначавшимися, по-видимому, именно для этой цели.
– Я и сама умею писать, но с теми, у кого вместо копыт пальцы, мне, конечно, не тягаться. Вот мой типовой договор, можете проверить.
Кстати, я внесла в него дополнительный пункт касательно места назначения.
Клотагорб подковылял к столу, поправил очки и принялся читать.
– Полагаю, мадам, что, исходя из вашего возраста и сложившихся обстоятельств, вы не вправе диктовать нам свои условия.
– Да ну? Вот что я тебе скажу, волшебник. Работа мне не нужна. Я живу здесь, потому что рядом мои друзья, потому что люблю смотреть на реку, а еще потому, что не выношу тех чванливых морд, которые населяют стойла для богатеев. Не понимаю, чего они пыжатся. Расхаживают с таким видом, будто копыта у них из чистого золота. У меня на счету куча денег, однако я ни перед кем не выхваляюсь. Что касается работы, я берусь за нее только тогда, когда она меня устраивает. В общем, если будете артачиться, то лучше сразу ступайте искать кого-нибудь другого, кто согласится в канун зимы тащиться за вами на Плато.
– Но если вы так богаты, – удивился Джон-Том, – зачем было затевать всю эту канитель?
– Да затем, младенчик, что я одобряю ваши намерения, о которых мне рассказал Соренсет. Вдобавок вы сняли проклятие с нашего города. В отличие от многих моих коллег, кругозор у меня пошире спины, не говоря уж о том, что они и понятия не имеют об этике. Мне кажется, вы заслуживаете помощи, пускай даже за плату. И потом, наличные всегда пригодятся. – Джон-Том чувствовал себя так, словно был вынужден выслушивать лекцию некой старой девы. – Тут меня ничто не удерживает.
Я обожаю путешествовать ради собственного развлечения; к тому же, если память не подводит, неоконченных дел не осталось. Верно, я как раз на днях добила книжку.
– Книжку? – переспросил Джон-Том. – И много вы читаете?
– У тебя удивительная способность превратно истолковывать слова, – покачала головой Дормас. – Опять-таки к твоему сведению, я писательница, и, смею сказать, достаточно известная. Впрочем, где тебе знать? Ты ведь, на мой взгляд, не из тех, кто глотает любовные романы, тем более с четвероногими главными героями. Ну да ладно, о вкусах, как говорится, не спорят. Сдается мне, ты не слыхал о Шираз Сассуэй?