В плену у чувств, или Заложники Парижа
Шрифт:
В то утро я долго не мог уснуть. Я думал о всевозможных причинах, которые связывают совершенно незнакомых людей. О том, что наша каждодневная жизнь состоит из чистых совпадений: случайных встреч, случайных людей, случайных событий. На первый взгляд, мы с Джессикой могли никогда не оказаться под тем старым дубом. И тогда я бы никогда не задумался о том, какое значение имеют некоторые вещи для меня. До этого дня я ни с кем так просто не знакомился. В моих глазах Джессика была отважной защитницей своих интересов. Мне нравилась ее настойчивость. Я не думал о ней, как об объекте желаний
Я не пытался взрастить в себе эгоизм. Однако мне захотелось взглянуть на мир по-новому. Наверное, почти каждый человек рано или поздно подходит к той черте, когда приходится оглянуться назад и, переступив через себя, открыться новым возможностям. Отдавшись эмоциям, я трезво оценил свои силы и планировал сокрушить свои страхи. Смириться с привычным собой было бы проще простого, но вот отказаться от себя прежнего, вот, что поистине было бы сложно.
* * *
Как-то в перерыве как обычно ко мне заглянул Жан. Мы занимались, и я вдруг задумался о том, почему бы мне не изучить еще испанский и итальянский. Иностранные языки уж точно мне могли пригодиться как по работе, так и в путешествиях. Медовый месяц мы с Камилой планировали провести в Италии, и мне казалось, что с этими знаниями я буду чувствовать себя уверенней.
Пока я думал обо всем этом, мой переводчик, уткнувшись в книгу, казалось, что сейчас заснет. Чтобы взбодрить его, я громко спросил:
– Ты знаешь кого-нибудь, кто мог бы мне дать уроки испанского и итальянского?
Услышав это, Жан чуть не упал со стула. Было видно, что я его застал врасплох.
– Хм, никогда бы не подумал, что с такими сложностями в изучении французского, ты захочешь подружиться и с другим языками!
– Ты знаешь, я и сам себе порой удивляюсь. Но думаю, что сейчас мне как нельзя кстати могут пригодиться такие способности…
Я сделал паузу и посмотрел внимательно на Жана, а потом продолжил:
– Признаться, я тебе очень поражаюсь. Ведь с твоим талантом к преподаванию ты мог бы много путешествовать. Почему ты этого не делаешь?
– Щекотливая тема для меня, однако. Наверное, пока что у меня нет возможности этого сделать. Да, я имею стабильный доход, но какие могут быть амбиции у такого как я?
– Ты просто не веришь в себя. И зря! Или может быть ты из тех, кто никогда не осознает пользу денег?
– Сущий пустяк! Цену деньгам я знаю лучше любого, в независимости от их количества. Но меня душевные качества интересуют больше, чем материальные блага. Все просто! Больше всего на свете я люблю читать, пить крепкий бурбон и переводить средневековую сатиру.
– Ну, раз литература в твоей жизни занимает далеко не последнее место, тогда ответь мне честно, какие книги в твоем списке любимых?
– Так сразу сложно сказать. Определенно я люблю Ремарка за его правдолюбие и Марка Твена за его мечтательность.
– Как интересен твой выбор. Марк Твен хоть и был коренным американцем, но при жизни объездил всю Европу.
– Конечно, – расплылся в улыбке Жан, – и Гекльберри Финн. Они так ловко обманывали всех в округе…
– Ты, наверное, в детстве тоже был несносным?
– Я был тот еще проходимец. Убегал не раз из дома, совершенно не слушался родителей и часто проигрывал деньги в карты. Научился курить в двенадцать, а впервые попробовал бренди в четырнадцать. К восемнадцати уже было сложно сосчитать всех моих девушек.
– Ну, Марк Твен это классика, с ним все понятно. А что ты читал из последнего, что тебе запомнилось?
– Я для себя открыл нового автора. И имя его Сэйте Мацумото. Меня впечатлило его произведение «Земля-пустыня».
– О чем оно?
– В нем речь идет о японце, который предавши родину, решил вернуться домой инкогнито. Хотя сам главный герой отверженцем себя не считает, для других он изгой и предатель.
– А ты так не считаешь? – спросил я, сделав вид, что не до конца понимаю, о чем он.
– Сам факт несправедливости японской нации в принципе в отношении к другим очень пугает. Их культура не дает свободно дышать никому.
– Ах, вот в чем дело! Ну, так мы ничем не лучше – чувство самосохранения неподвластно правит нашими сердцами.
– Возможно. Но я ничуть не разделяю такое положения вещей. Хотя, может, не стоит воспринимать все как должное.
– Конечно, не стоит. И, вообще, личные убеждения стоит отставить в сторону, когда в разговоре имеют место книги и духовное развитие.
– Раз мы уже заговорили о книгах, то, что в списке твоих любимых произведений, Филипп?
– Как ни странно английская и американская литература. Хотя в последнее время я читаю исключительно французов. Надо сказать, что мне до нелепого понравилась «Планета людей» Экзюпери. Ты должно быть тоже читал?
– Да, помню. Точно читал! Превосходный сборник. А как тебе наши современные романисты?
– Все они не похожи друг на друга, хотя и освещают одну и ту же надоедливую тему.
– Какую?
– Проблемы общества потребления со всеми его вытекающими: культурой денег, вещей, безнравственности и бездуховности.
– Ты имеешь в виду Перека, Ремакля и де Бовуара?
– Да, и список этот можно продолжать до бесконечности. Веркор, Коронель! Все они разоблачители буржуазного общества и погони за выгодой.
– Тема достижения целей человеком за счет унижения остальных далеко не новая. Бальзак, Флобер, Стендаль, Золя задолго до них описывали вопрос порочности всей системы в целом.
– Ну, ладно, хватит тратить время на болтовню, – сказал я, настраиваясь на изучения очередного списка французских глаголов.
Из нашего с Жаном разговора я понял, что он за человек. Он хоть и не был поверхностным, но ни к чему не стремился. От такого как он никогда не услышишь лишнего. Он мог часами разглагольствовать о многих вещах, но в результате не придавать им особого значения. Бесспорно, он многое знал и мог дать дельный совет, но сам вряд ли бы воспользовался помощью других.