В подарок малышам
Шрифт:
— Все. Конец.
Тоник, не оборачиваясь, пожал плечами и протянул:
— Ну-у… Я думал, что-нибудь интересное.
— Что поделаешь… — сказал папа.
Тоник молчал. Он приклонил голову к нагретому солнцем косяку и крепко зажмурил глаза. Ему хотелось представить, какая бывает темнота в степи, когда опускается августовская ночь.
И еще Тонику вдруг стало обидно, что ему никогда не приходилось зажечь огонек, который бы помог кому-нибудь.
Когда стемнело, он украдкой взял свой фонарик и вышел на улицу. В переулке горела на столбе лампочка и
У каждого был свой огонек, и никому, видно, не нужен был фонарик мальчишки.
И вдруг сразу исчезли все огоньки, потому что глаза Тоника закрыли чьи-то маленькие теплые ладони. Тоник мотнул головой и сердито обернулся. Рядом стояли Римка и маленький Петька, и в руках у Римки был небольшой узелок.
— А мы картошку печь будем, — сказал Петька. Тоник толкнул ногой с обрыва обломок кирпича и слушал, как он, падая, шуршит в бурьяне.
— Ну и пеките, — ответил Тоник.
— Антон-горемыка, — вздохнула Римка. — Ты, что, сильно тогда брякнулся, да?
— Тебе бы так, — сказал Тоник.
Римка показала узелок.
— Мы на костре будем картошку печь. Из сухой травы огонь разведем.
— Из травы! Там щепки есть на берегу…
— А тебя отпустят? — спросила Римка.
— Маленький я, что ли…
Они уже стали спускаться по тропинке, когда Тоник все-таки решил спросить:
— А он чего не пошел?
— Тимка-то? Дома его нет, — объяснил Петька.
— Мы проходили мимо, — сказала Римка, — да у него в окне темно. Может, спит уже.
— Ну и что же, что темно, — пробормотал Тоник. Он подумал, что, наверное, Тимка лежит на кровати и смотрит в синее окно на далекие заречные огоньки. Все-таки плохо, если поссоришься, да еще зря.
— Может, он и дома, — вздохнула Римка. — Вы не помирились, да?
— Мириться еще… — сказал Тоник. Он остановился, подумал немного и полез наверх.
Скоро все трое были у Тимкиного дома.
— Постучи в окно, — велел Тоник Петьке.
— Ну да, — сказал Петька. — Лезьте сами. Там крапива в палисаднике во какая.
Тогда Тоник вытащил из кармана фонарик. Он включил его и так повернул стекло, что свет падал узким лучом. Тоник направил луч в окошко и стал нажимать кнопку: три вспышки и перерыв, три вспышки и перерыв…
Свет желтым кружком ложился на занавеску за стеклом и золотил листья герани на подоконнике.
И вот наконец ярко вспыхнуло в ответ Тимкино окно.
Айсберги проплывают рядом
О том, что к ним кто-то приехал, Тоник узнал еще в коридоре. На вешалке висела рыжая собачья доха в бисеринках растаявшего снега, на полу лежал брезентовый тюк и стоял большой потертый чемодан.
Тоник всегда радовался гостям. Но сегодня ни гость, ни даже мысль о том, что завтра воскресенье, не улучшили настроения Тоника. Поэтому
— Отметки, что ли, плохие принес? — поинтересовался папа, когда Тоник нехотя сел к столу и начал царапать вилкой клеенку.
— Отметки-то хорошие… — вздохнул Тоник и положил вилку.
— А что нехорошее? — сразу встревожилась мама. — Антон, отвечай сию же минуту!
— Да понимаешь… самолетик. Бумажный. Я его на уроке выпустил случайно. А она сразу в дневник записала.
— Кто она? Ах, Галина Викторовна! Так, — деревянным голосом сказала мама. — Ну-ка, покажи дневник.
Тоник медленно слез со стула. Он знал, что оправдываться не стоит.
А дело было так. Пока весь третий «Б» умирал от скуки, слушая, как Лилька Басова объясняет у доски пустяковую задачку, Тоник мастерил из тетрадного листа маленький аэроплан.
Клочки бумаги упали на тетрадную обложку. «Будто льдины в голубой воле, если смотреть на них с самолета, — подумал Тоник. Летать и смотреть с высоты на льдины ему не приходилось, но это было неважно.
На одном из клочков он поставил несколько чернильных точек: на льдине оказались люди. Они терпели бедствие. С северо-запада и востока на льдину двигались громадные, ослепительно сверкающие голубоватым льдом айсберги. Тоник сделал их из самых больших обрывков бумаги. Он читал недавно об айсбергах и знал, что шутить с ними опасно. Сейчас они сойдутся, сплющат льдину, и люди погибнут в ледяной воде. Спасти их может только самолет. Скорей!
Но пилот не рассчитал силы мотора. Самолет ударился бумажным крылом о чернильницу, взмыл вверх и упал в проходе между партами…
— Да-а, — сказал папа, прочитав запись учительницы. А мама обратилась к гостю:
— Хорош, а? Беда с ним. — Затем она повернулась к сыну. — Спроси-ка у Германа Ивановича, пускал ли он на уроках самолеты.
Тоник исподлобья взглянул на приезжего, но тот спрятал лицо за большой кружкой и торопливо глотал горячий чай. «Факт, пускал», — решил Тоник, но промолчал.
— Мы еще с тобой поговорим, — предупредила мама, но было ясно, что гроза прошла.
В соседней комнате кто-то стал царапать дверь. Герман Иванович поднялся и впустил крупного серого щенка. Одно ухо у щенка наполовину висело, другое было острым, как стрелка.
— Барс проснулся. Знакомьтесь.
Тоник тихо чмокнул губами. Щенок подбежал, ухватил Тоника за штанину и весело замотал головой. Он решил, наверно, что так надо знакомиться.
— У него какая порода? — спросил Тоник. — Лайка? А вы с Севера приехали? Я догадался сразу. А вы… видели айсберги?
Герман Иванович серьезно посмотрел на Тоника.
— Нет, айсбергов я не видел, — ответил он. — Очень хотелось увидеть, но до сих пор не приходилось.
Вечером Тоник, Тимка и Петька, сосед Тоника по квартире, сидели в палисаднике перед Тимкиным окном. Тоник рассказывал про Германа Ивановича.