В подполье можно встретить только крыс
Шрифт:
Опасная ситуация сложилась в первый день мира. 7-го мая вечером мы, как и другие советские соединения, передали противостоящим немецким войскам ультиматум - капитулировать к 24 часам. Часов около 10 вечера из передовых подразделений донесли, что в расположении противника взрывы и стрельба. В 24 часа, поскольку ответа на ультиматум не было, мы перешли в наступление. Противник оказал незначительное сопротивление и отошел. Почти сразу же за передним краем мы натолкнулись на страшные картины. Видел я убитых более чем достаточно, но эту картину я никогда не забуду. Это жестокое необъяснимое убийство нельзя простить. На артиллерийских позициях рядом с подорванными орудиями лежали расстрелянные... лошади, огромные немецкие першероны. Это было сделано по
– Впереди кто есть?
– Да, наш второй батальон. И командир полка с ним.
– Ну поехали.
Едем. Впереди колонна. Смело приближаемся. Остается метров 50 до ее хвоста. Вдруг, водитель поворачивает голову ко мне - весь белый: "Немцы!"
– Не снижайте скорости!
– прикрикнул я на него.
– Дайте сигнал! Я уже тоже видел: колонна действительно немецкая. В полном боевом. Но страху никакого. Даже шутливая мысль пронеслась: "После войны глупо быть убитым". Колонна уступает нам дорогу. Едем, смотрим на нее. Она тоже смотрит на нас, не то с любопытством, не то со страхом. Я снова шучу: "А вот тут, Тимофей Иванович, ваша винтовка совсем без пользы. Больше одного вряд ли удастся прикончить, пока они с вами рассправятся. Советую у шофера занять автомат. Ему он, пока руль в руках, не нужен. А когда руль выбьют, тем более не нужен будет". Так мы и проехали колонну. Продолжаем двигаться дальше.
– Куда же мы теперь?
– спрашивает шофер.
– Свернем на первую же дорогу.
– Снова колонна, - вдруг воскликнул Тимофей Иванович.
– Что делать?
– совсем в страхе спросил шофер.
– Ну, теперь тем более догонять, - говорю я.
– Не поворачивать же навстречу той колонне.
Едем. Приближаемся. И, в один голос: "Наши!" Александров пошел навстречу машине. Поздоровались.
– Вы знаете, что за вами километрах в трех колонна немцев?
– спросил я.
– Не знаю.
– Ну, рассказывать некогда. Быстренько засаду. Подпустить вплотную и обезоружить без крови.
Через несколько минут батальон исчез, как в воздухе растворился. Мы с Александровым укрылись в кустах, откуда хорошо видна дорога. Сидим, разговариваем. Наблюдаем за дорогой. По моим расчетам, немцы давно должны были появиться в поле видимости. Но нет. Прибегает связной от разведки, которая была выслана одновременно с организацией засады. Принес адресованную мне записку: "Достиг указанного вами места. Немцев нет". Сажусь в машину. Беру Александрова и связного разведки. Догоняем разведку. Да, это то место, где мы обгоняли колонну. Немцев нигде нет. Я смотрю на Тимофея Ивановича и водителя: "А немцы действительно были? Нам не привиделось?"
– Хорошенькое привиделось!
– ворчит Тимофей Иванович. Я чуть в штаны не наложил. Никогда в жизни такого страху не переживал. А тут вы еще со своими шуточками о винтовке и автомате. Тут смерть явная хоть с бомбой, а не то, что с автоматом, а вы...
– Да, но где же немцы?
– В лес ушли, - уверенно говорит Кожевников.
– Надо поискать.
Все мы тихонько пошли по ходу колонны, внимательно осматривая местность по обе стороны от шоссе. И я как-то не заметил, что Тимофея Ивановича с нами нет. Вдруг раздался его далекий голос... Он звал нас. Оказалось, что Кожевников пошел не с нами, а в противоположную сторону. И теперь сигнализировал нам, что видит следы колонны. Мы подошли к нему. Он стоял у проселка, который отходил вправо от шоссе и убегал в лес. На проселке были ясно видны следы множества кованых немецких сапог.
– А вы почему пошли в эту сторону?
– спросил я у него.
– Я видел этот проселок, когда мы подъезжали к колонне. И я сообразил, что, если они решили уйти от нас, то они не пойдут вслед за нашей машиной,
– Разведчикам прощупать опушку леса!
– скомандовал я.
Через некоторое время сержант-начальник разведгруппы прокричал с опушки: "Есть колонна!"
И мы увидели ее. Вернее, зримый след. Немцы как шли в колонне по три, так остановились и... сняли с себя все. С немецкой аккуратностью, на месте каждого солдата и офицера положены ранцы, на них сложены костюмы, рядом поставлены ботинки, положены автоматы. Не было только самих шедших в колонне людей.
– Как же они ушли?
– воскликнул Александров.
– Неужели в одном белье?
– Нет!
– сказал я.
– У них гражданское, видимо, было запасено пораньше. В ранцах носили. Обратите внимание - все ранцы пустые.
– А не убили они нас, сказал Кожевников, потому, что шуму боялись. У них, значит, заранее было намечено, как лучше выйти из войны. А любой шум мог помешать этому. Вот они и сказали глядя на нас - пусть живут! Спасибо им за это.
– И он поклонился следам колонны.
– Я желаю каждому из них благополучно добраться до дому.
Все слушали его, молча потупившись. Казалось, и каждый из них посылал доброе напутствие ушедшим.
Весь этот необычный эпизод навсегда врезался в мою память. И всегда, вспоминая его, я особенно удивляюсь тому, что у меня не было страха. Это даже неестественно. Обгонять колонну я был вынужден, ибо попытка развернуться на ее хвосте, ничего кроме гибели, не сулила. Но делать это без страха - противно природе человека. И никто не отказал бы мне в мужестве, если бы я, проезжая мимо колонны, испытывал страх, как никто не обвинил в трусости "испугавшегося" Кожевникова. Но у меня не было страха.
Последний эпизод, о котором я расскажу, был уже после войны, то есть 12 мая 1945 года. В этот день наша дивизия вела свой последний бой с войсками не капитулировавшей группировки фельдмаршала фон Шернера. Только что мы заняли без боя Пардубице и полки устремились далее на Запад - к Праге. Вскоре послышалась интенсивная орудийная перестрелка. С нашей стороны били 85 миллиметровки - полевые и зенитные. От немцев неслись звуки выстрелов из танков и самоходок. Я решил лично посмотреть что там происходит. Сел в "виллис" и поехал. Дорога совершенно пустая. Ориентируюсь по выстрелам - до переднего края представляется еще далеко. Едем. Звуки боя быстро приблизились. Говорю шоферу: "Найди место и с дороги в укрытие!" и он нашел. Вправо отходил проселок. Причем, в каком-нибудь десятке метров он ныряет в довольно глубокую выемку. Я остановил машину и взбежал на откос. Осматриваюсь, а тем временем достаю бинокль. И вдруг перед глазами в каких-то трех - пяти десятках метров от меня зловещее кольцо - жерло орудия. Но я не вижу самого орудия. Передо мной только кольцо, которое медленно двигается, нацеливаясь на меня. Не успеваю ничего сообразить, придумать что делать, как меня резким толчком кто-то сбивает с ног, и мы вместе катимся под обрыв, а в то место, где я только что стоял, ударяет болванка (противотанковый снаряд) и, противно взвизгнув, куда-то рикошетирует.
– Извините, пожалуйста!
– поднимаясь и отряхиваясь, говорит мне младший лейтенант-артиллерист.
– Но там была самоходка. Если бы я крикнул вам, вы не успели бы уйти.
Я поблагодарил его. Но спросить фамилию не догадался. А после найти не удалось. На этом закончилась война и для меня. Пришел приказ дивизию сосредоточить для отдыха в Цвиккау. На следующий день я подняться не смог. Температура было 40° Цельсия. Врач констатировал воспаление легких. В госпитале диагноз подтвердили, но дополнили: "На исходе". Иными словами, я перенес воспаление на ногах и не заметил, что болен. Подъем спал и болезнь проявилась. Но она уже была на исходе. На третий день температура упала до нормальной, а на пятый меня выписали с заключением: рекомендуется отпуск на 20 дней для поправки здоровья.