В погоне за мощью
Шрифт:
В ходе совместного преподавания Мак-Нил знакомится с такими впоследствии важнейшими историками своего поколения, как исламовед Маршалл Ходжсон и исследователь Московского царства Ричард Хелли. В те годы именно Университет Чикаго выдвигается на первое место в США по всем интеллектуальным меркам. Скажем, став отцом семейства, свой первый семейный дом молодой профессор Мак-Нил покупает поблизости от работы, в чикагском Гайд-Парке, у физика Энрико Ферми. Соседом оказался экономист Милтон Фридман, которого Мак-Нил вспоминает как несносно заносчивого доктринера, совершенно не заинтересованного в том, как его идеи соотносятся с историческим опытом. Эти картинки дают некоторое представление о градусе интеллектуального напряжения и статусе той профессиональной среды, в которой работал Мак-Нил.
Момент же кристаллизации наступил, по всей видимости, в 1947- 48 гг., во время командировки Мак-Нила в Англию для работы над книгой о Второй мировой войне и политических событиях в Греции. Ветеран недавней войны и молодой преподаватель из Чикаго оказался под началом самого
Не знаю, отнести ли трезвость и прагматизм, столь свойственные Мак-Нилу, к его шотландскому фермерскому воспитанию, американскому характеру, или все-таки к осознанию реалий XX века, однако из общения с Тойнби он вынес два твердых убеждения-не попадать, подобно Тойнби, в интеллектуальную ловушку априорной схемы и все-таки попытаться пройти до конца дистанцию, которую не осилил даже столь великий предшественник. Сделать это надо было непременно в одном томе, пока не иссяк заряд сил у автора и терпение у его читателей.
Дальнейшая история работы Мак-Нила поучительна прежде всего тем, что по всей видимости обобщающие труды прорывного значения иначе и не создаются. В 1955 г. относительно молодой, но уже уверенный в своих силах, Мак-Нил обращается в Фонд Рокфеллеров с заявкой на грант, который бы позволил ему в течение следующих пяти лет преподавать только на полставки (Фонд компенсировал половину профессорской зарплаты) и, соответственно, проводить полгода в университетской библиотеке. Надо отметить, что к услугам Мак-Нила была несказанно богатая и удобная в работе Регенстайнова библиотека Университета Чикаго (по имени основного дарителя из известных чикагских миллионеров). Любые книги можно было самому брать с полок в хранилище и читать их либо тут же в кресле с торшером, либо за столом в читальном зале, или брать книги домой. Профессура была полностью обеспечена секретарями-машинистками, редакторами и корректорами, и не в последнюю очередь аспирантами, которым ради получения довольно тогда комфортных стипендий вменялось ассистировать в исследованиях своих профессоров. Надо сказать, даже французам оставалось завидовать таким условиям для работы.
Мак-Нил провел в библиотеке шесть лет в первый раз и затем еще возвращался туда регулярно. Ритм работы возник сам собой. Работа над каждой главой начиналась с неформального дружеского опроса коллег, специализировавшихся по данной тематике или хронологическому периоду. Однако, признает Мак-Нил, в первые пару недель он начитывал совершенно все подряд, боясь упустить что-то важное. На первых порах результатом, по его признанию, бывала полная мешанина в голове: имена, даты, факты. Однако после еще одной-двух недель начитывания материалов картинка как правило начинала быстро вырисовываться. Также становилось ясно, что из пары сотен книг и статей по данной теме реально требовалось прочесть лишь две-три, чтобы уловить основные тенденции и характеристики эпохи. Но чтобы понять, какие две-три работы окажутся наиболее полезны, все равно приходилось перелопатить пару сотен заголовков. Так после 5-6 недель библиотечной подготовки и предварительной апробации своих впечатлений в разговорах среди коллег, оставалось сесть и за одну-две недели написать очередную главу. Затем неделя от- дыха-и снова в библиотеку, думать над следующей главой.
На словах звучит как-будто крайне незамысловато: почитал – изложил. Это все популяризация, а где оригинальная работа? Такова типичная критика с позиций профессиональной гильдии, где одним из главных мерил солидного ремесленного навыка считается кропотливость работы над миниатюрной темой, тем более, что такой подход почти сознательно избегает задевать интересы соседей по тематике. В профессиональном разделении труда и академических «делянок» одна из причин крайней редкости действительно сильных мегаисториков, отваживающихся на значительные обобщения. Но другая причина куда существенее. Увы, это то едва уловимое теорией качество, которое называется большой талант. К Фернану Броделю, Эрику Хобсбауму, Уильяму Мак-Нилу либо Иммануилу Валлерстайну вполне приложима известная ироничная максима Томаса Эдисона, что гений – это на 90 % работа в поту, а остальное – озарение. Секрет именно в этом «остальном» – какие взаимосвязи могут разглядеть в хаотичном потоке исторических событий ученые высшей лиги и насколько доходчиво умеют подать материал, так, что потом все кажется едва ли не само собой разумеющимся. Тем более такие типично англосаксонские консерваторы, как Уильям Мак-Нил, старательно стирающие все черновые моменты из своей работы,
В итоге многолетних трудов появились все-таки три книги: ты- сячестраничный (а все же только один!) том «Восхождения Запада» (1963), за которым последовали книги-примечания «Чума и народы» (1977) и «Стремление к мощи» (1982). Книги Мак-Нила оказались на изумление устойчивы к старению, как и сам их автор, который в свои 90 лет продолжает писать неизменно взвешенные и проницательные книжные рецензии для ведущих журналов, а также ворчит, что соседи по его маленькому поселку в Коннектикуте никак не соберутся на поселковые танцы.( 4*) Книги Мак-Нила остаются в печати десятилетиями после первой публикации и продолжают использоваться в университетском преподавании. Дело все в той же эрудиции, природном скептицизме и практичности дедушки Вильяма Ивановича, как его почтительно величают ученики из России. На поверхности, работы Мак-Нила следуют общепринятой в его времена теории диффузии культурных и технических изобретений из центров цивилизации к окраинам. Как впоследствии признавал и сам Мак-Нил в предисловии к тридцатилетнему переизданию «Восхождения Запада», модернизационный диффузионизм воспринимался как само собой разумеющийся алгоритм всей истории не столько из-за элегантной простоты теории расширяющихся кругов, а оттого, что теория диффузии вполне отражала дух американского триумфа пятидесятых годов, на пике экономической и технологической эффективности США (как ранее, в XIX в., однолинейный эволюционизм и теории диффузии соответствовали британскому имперскому моменту в истории). Но что замечательно – всякий раз, когда теоретический постулат вступает в противоречие с фактами, Мак-Нил строит свои обобщения на фактах, а если в исторических фактах, как обычно и бывает, случаются пробелы, то Мак-Нил просто руководствуется незаурядной, прекрасно натренированной интуицией, выстраивая логически мостики и без лишних слов отходя от постулата. Надо признать, в конечном итоге Мак-Нил оказывается прав в подавляющем большинстве случаев. Отчего его и почитают своим предтечей и Валлерстайн, и Джованни Арриги, и Чарльз Тилли, и Рэндалл Коллинз, и Ричард Лахманн.(5*)
Построения Мак-Нила далеко не есть последняя истина. Скажем, его поколению Китай представлялся отсталой, перенаселенной, бесперспективно беднейшей страной Третьего мира. Осознание инновационного приоритета и самих масштабов средневекового Китая начало приходить лишь в конце XX века. Есть сегодня и кое-какие порой существенные поправки к суждениям Мак-Нила, к примеру, о кочевой коннице. Но эти поправки, собранные в комментарии С. А. Нефедова, лишь уточняют и достраивают аналитическую картину, которую рисует Мак-Нил. Основа же, заложенная великим шотландским горцем, доказала свою прочность. На такой основе можно строить дальше. Так и должна развиваться наука.
Георгий Дерлугьян Университет Нордвестерн, г. Чикаго
1* William H. McNeill, Plagues and People. Oxford: Blackwell, 1977. Idem, The Rise of the West: A History of Human Community. Chicago: University of Chicago Press, 1963 (1st edition). В 2002 и 2004 гг. в Киеве появились неплохие переводы «Восхождения Запада» на украинский и русский языки. К сожалению, небольшие тиражи были вскоре распроданы, и за пределы Украины книга не вышла.
2* Как известно, Бродель почти всю войну провел в немецком лагере для пленных французских офицеров. Мак-Нил, уйдя добровольцем в армию сша из аспирантуры в 1941 г., вначале командовал береговой батареей на Карибском острове Кюрасао, затем как владеющий несколькими языками офицер был откомандирован в разведку и служил при Югославском королевском дворе в эмиграции в Египте и затем в Греции, где его в основном окружали молодые партизаны-коммунисты. Впоследствии Мак-Нил вспоминал, что эти боевые и совершенно необразованные парни куда более походили на традиционных балканских гайдуков и греческих разбойников, нежели идейных последователей Маркса и Ленина. Они происходили из вольных горных селений, где никогда не было постоянного присутствия какой-либо государственной власти, но и голод случался каждую вторую или третью зиму – и тогда горцам оставалось спускаться в долину и искать дополнительного пропитания в качестве батраков или грабителей. В 1988 г. Мак-Нил вернулся в те самые горные местности близ Салоник, где бывал в 1945 г., и обнаружил там лишь пару старух, деревенского священника, да с десяток дичающих осликов. Вскоре после поражения греческих коммунистов в гражданской войне, еще в конце 1940-х гг., молодежь стала бежать за границу, преимущественно в Америку, куда вскоре потянулись за ними и семьи. Многих из своих знакомых военной поры бывший капитан Мак-Нил нашел буквально у себя под боком, в иммигрантских пригородах Чикаго, где уже никто не помышлял о коммунистических идеях и тем более о партизанской борьбе-демографическое давление некогда перенаселенной балканской глубинки нашло новый выход в американском капиталистическом рынке труда. Отголоски этого личного опыта звучат в Мак-Нило- вой интерпретации Наполеоновских войн, а также в его замечаниях по поводу современных войн в Чечне и Ираке.