В погоне за призраком, или Испанское наследство
Шрифт:
Но строительная мания пока еще не коснулась выросшего из предместья Св. Женевьевы знаменитого Латинского квартала – этого шумного убежища парижских школяров и бродяг. Столетиями не менялись его закоулки, дома и лавки, храня в себе аромат веков. Казалось, время замерло на этих улицах, и даже мода была бессильна что-либо здесь изменить.
И вот теперь, не обращая внимания на шумные компании учеников Сорбонны в мантиях, преподавателей с брыжами вокруг шеи, толпы студиозусов-медиков и студиозусов-юристов, толпившиеся возле книжных лавок и кофеен, Амбулен с опущенной долу головой шел испросить у святой защитницы Парижа благословения на предстоящее ему трудное путешествие.
Кованые ворота аббатства были гостеприимно распахнуты навстречу прихожанам, на высокой готической колокольне трубно ворковали голуби, а по двору, позвякивая четками и ключами, деловито сновали монахи в рясах.
Роберт осенил себя крестным знамением и вошел в притвор
Упав на колени, Роберт приник головой к прохладному серебру и горячо зашептал молитву.
Глава 8
Кавалеры Фортуны
Уильям шагал вдоль кривой немощеной улочки, держа курс на таверну, возле дверей которой непрестанно толпился народ. Сложенная из камня, кое-где неаккуратно обмазанного глиной, и крытая сухими стеблями тростника, она еще за пару сотен шагов бросалась в глаза своей незабываемой вывеской, на которой неким умельцем весьма натуралистично и со знанием дела был намалеван бородатый мужик с багровым носом, облаченный в некое подобие темно-синего кафтана, держащий в одной руке стакан, а в другой – перевернутую бутылку, из которой ничего не лилось. На бутылке для пущей ясности было большими буквами написано: «RUM». О принадлежности его к морской профессии ярко свидетельствовали широкие штаны ниже колена, грязные босые ноги и шикарно заткнутые за выписанный киноварью кушак огромный пистолет и абордажная сабля, красноречиво заляпанная той же красной краской. Над всей этой роскошью красовалось выведенное английскими двухфутовыми буквами название таверны: «AN EMPTU BOTTLE» [42] . Это странное уподобление бутылок морякам делалось понятным сразу же, стоило лишь войти внутрь этого заведения, где на полу, на столах и на скамьях в самых живописных позах валялось множество как первых, так и вторых. Кроме мертвецки пьяных людей у грубо срубленных столов и пустых бутылок под столами, это достойное заведение украшали две огромные дубовые бочки, стоявшие на козлах прямо возле входа, и развешанные по стенам оловянные и медные горшки и кастрюльки, от одного вида которых у голодного Уильяма засосало под ложечкой.
42
Пустые бутылки (an empty bottle) – моряки. Здесь автор позволил себе небольшой анахронизм, так как это жаргонное название имеет более позднее происхождение. Однажды на официальном ужине герцог Вильям VI, главный лорд Адмиралтейства, указав на пустые винные бутылки, сказал: «Уберите этих мертвых моряков». Среди присутствующих был старый морской служака, и он осмелился поинтересоваться, почему герцог называет пустые бутылки моряками, к которым он имеет честь принадлежать? Герцог ответил, что они выполнили свой долг, как настоящие моряки, и готовы сделать это снова. Выражение это стало крылатым и вошло в морской жаргон.
Уильям заприметил это опозиционное заведение еще несколько дней назад, когда бродил по острову, поглощенный нерадостными мыслями о той скверной шутке, которую выкинула с ним Фортуна. Каким ветром занесло английского патриота на французский остров, и почему он так вызывающе поименовал сей приют для пустых желудков и пересохших глоток осталось неведомым, но от этой надписи на Уильяма повеяло ароматом далекого отечества, а скулы свело от нечаянных воспоминаний вкуса синеватого можжевелового пойла. Видимо, страшась подобных ассоциаций, хозяин и велел начертать слово «ром» на своей вывеске. Так или иначе, но, поддавшись ностальгии, Уильям избрал этот кабак своим штабом.
Здесь обитала самая пестрая публика – моряки с французских торговых судов, члены берегового братства, вольнонаемные работники с плантаций, мелкие фермеры, прибывшие на городской рынок, негры, индейцы, солдаты и буканьеры. Разношерстное племя этих бродяг, членом которого Уильям так неожиданно оказался, жило по своим, весьма своеобразным
Вспоминая события последних дней, Уильям сделал для себя неутешительный вывод – он совершенно не знает людей и по этой причине постоянно попадает впросак. Ничего удивительного, если теперь он станет предметом насмешек всего побережья. Уильям Харт, новоиспеченный поверенный, защищая груз серебра, вступил было в схватку с пиратами, но, не успев обнажить шпагу, пал от хорошего тумака, который ему отпустил его не слишком храбрый приятель! Ничего себе слава!
Низко опустив голову и не глядя по сторонам, Уильям быстро прошел сквозь зал и сел лицом ко входу в самом дальнем углу. Ему казалось, что все вокруг знают его печальную историю и втайне посмеиваются над ним.
Зато чертов Кроуфорд придерживался совсем другого мнения об их приключении. Уильям вспомнил, как тот отыскал его в парусной камере, когда «Голова Медузы» была уже в руках пиратов. Его двуличного приятеля было не узнать – он вырядился в кафтан с позументами, напялил на голову парик Уильяма и разговаривал с каким-то диким акцентом, словно английский был для него чужим языком.
Как ни был зол на него Уильям, он все-таки не сдержал любопытства и поинтересовался причинами столь удивительного превращения.
– Вас не узнать! – сказал он язвительно. – Помнится, вы очень красиво рассказывали о настоящих мужчинах, которые в нужный момент берутся за шпагу. Где же ваша доблесть, сэр? Вы посмели даже мне помешать вступить в схватку с мерзавцами! Не сочтите за грубость, но я желаю с вами драться! Вы позволили себе унизить меня, и это вам с рук не сойдет!
– Ваша горячность делает вам, честь, Уильям! – странно улыбаясь, сказал на это Кроуфорд. – Не скрою, поступил я с вами не слишком красиво, но зато по-братски. Мне стало жаль вашей юной, нерасцветшей жизни, и я решил не наступать дважды на одни и те же грабли. Ведь я понимал, что вы обязательно броситесь со своей шпажонкой крушить толпу злодеев... Но чудес не бывает. Вас бы покрошили мелко-мелко, как повар шинкует мясо для ирландского рагу. Не знаю, как вам, а мне было за вас обидно. А самолюбие ваше ничуть не пострадало, потому что уклонились от боя вы не по своей вине. Так что хотите – обижайтесь на меня, хотите – благодарите, а я ни в чем не раскаиваюсь. Шпагу я вам верну, как только мы разделаемся с главной проблемой, а вот парик – извините. Мне он еще пригодится.
Уильям был обескуражен таким простодушием. Не то чтобы он смирился с оскорблением, но притязания свои в отношении дуэли пока оставил – без шпаги разбираться с Кроуфордом он считал бессмысленным, помня чугунную тяжесть его кулака. К тому же сам он чувствовал себя неважно – болела голова, а все тело было вялым и непослушным, точно сделанным из ваты.
Кроуфорд не стал докучать Уильяму и вскоре исчез. Пробыв порядочное время в одиночестве, Уильям заскучал и выполз из своего убежища, чтобы найти кого-нибудь из команды. В трюме он нашел не просто кого-нибудь, а всю команду. Моряки находились в самом скверном расположении духа, и разговаривать с Уильямом никто не захотел. Ему только объяснили сквозь зубы, что корабль давно захвачен пиратами, всех заперли в трюме и теперь осталось только ждать решения Черного Билла. Жизнь и смерть команды находится в его руках.
– Вы что же, проспали потеху, сэр? – спросил кто-то из матросов насмешливо. – Хорошо, когда сон крепкий, – так и в преисподнюю отправишься, сам того не заметив.
Впрочем, шутника никто не поддержал, смеяться никому не хотелось. Все мрачно ждали, как разрешится их участь.
Время тянулось невыносимо медленно. Качаясь на волнах, флейт куда-то двигался. В трюме стояли невыносимая духота и зловоние. Моряки ничего не видели, кроме нескольких лучиков солнца, падавших вниз через световой люк. Однако когда начало темнеть, наверху сжалились и открыли трюм. Всем, кроме офицеров, приказали выходить. Уильям не знал, к какой категории отнести себя, и, пока он размышлял над этим, матросы успели выбраться на палубу. Капитан и три его помощника с напряженными лицами сидели, отвернувшись друг от друга, и прислушивались к тому, что происходит на корабле, пытаясь угадать, что намерены делать дальше пираты. Люки уже захлопнулись, и Уильям остался в компании офицеров. Он тоже был полон ужасных предчувствий, но никаких звуков расправы с палубы так и не донеслось.