В погоне за счастьем
Шрифт:
— Что ты решила? — осведомляется между делом, склоняясь над кружкой, что я пододвигаю в его сторону, сосредоточив внимание на том, чтобы не опрокинуть напиток, залив ему брюки и обварив жизненно важные органы. Позлорадствовать после о том, что я с лихвой отомстила за его резкий тон и ранящие слова вряд-ли удастся. С врожденным упорством я самолично сожру себя заживо за каждое слово, брошенное ему необдуманно, а тем более причинение боли.
— Если твой вопрос касается того, собираюсь ли я послать тебя подальше, то он утратил свою актуальность, раз ты всё ещё сидишь здесь, — парирую с улыбкой, должной сгладить углы и
Он здесь. В моей кухне. Рядом… Что ещё надо для мимолетного счастья подобной дурехе как я? Могло бы быть хуже. Не так ли? Любовь не всегда предстает в небе красочным фейерверком. Для большинства счастливцев она орудие пыток. Действенное. Мучительное. Медленное. Убивающее внутри всё живое. Мне же повезло в большей мере. Объект моих девичьих грёз сидит рядом. Напротив. И даже не собирается сваливать, гармонично смотрясь в этой квартире. Согревает теплотой, озорной улыбки, блуждающей на губах. Позволяя сохранить глубоко в душе надежду на нечто большее, чем таиться в поверхностном смысле пресловутого слова " дружба". Которое каждый из нас интерпретирует по своему. В меру степени своей распущенности, как выразилась бы мама. И моя, кажется, в сравнении с его, заметно зашкаливает.
— Лик, я о твоём поступлении, — корректирует с улыбкой, проходящую мимо ушей информацию. — У тебя месяц на принятие решения определяющего дальнейшую жизнь.
— Станешь для меня гуру, ежедневно укладывающий в создании истины, что я беспрепятственно могу поступиться заветом родителей и принять выбор, который мне по душе? — подтруниваю ехидно, стараясь избавиться от навязчивых мыслей.
— Ежедневно… Это вряд-ли. Обещать своё личное присутствие не могу, но на связи несомненно буду.
— Прелестно. А шишки получать мне, — замечаю с издёвкой, затрагивая запретную тему, — Твоя же личная жизнь, в отличие от моей, более насыщена.
— Я не закрыл контракт, — произносит серьёзно, смеривая взглядом смену эмоций, отражающихся на моем лице.
— То есть… — начинаю, испытывая неподдельную панику. Эта фраза в его исполнении разом занимает лидирующую позицию в рейтинге тех, что обращают землю в пропасть у меня под ногами.
— Улетаю послезавтра, — опустив в кружку глаза, очерчивает пальцем правой руки фарфоровую окаемку. — Вернусь по весне. В ровень к твоему дню рождению.
— Очень мило, что заранее предупредил, — выпаливаю, злясь на его тон, лишенный эмоций. — Включу тебя в список гостей. Так, что можешь начать раздумывать над подарком!
— Приложу максимум усилий, чтобы он пришелся тебе по вкусу, — мягко произносит в ответ.
— Уж постарайся, друг, — ершусь на последок поддаваясь тому, как он уводит разговор в обход ранящих тем. Возводит между нами хрупкое равновесие. Баланс, который сохраняется только в том случае, когда его планомерно поддерживают оба. Не перетягивая на себя одеяло, под которым мы так и не оказались… И хотелось бы, чтобы в жизни всё было подобно бульварным романам: завершить одну сцену, сделав приписку жирным текстом на темном экране" прошло несколько лет…"; сменить картинку на утопическое счастье, которого не существует в реальности… На то, что лишено недопониманий, быта и сопутствующих проблем… Хотелось бы. Да, только, что- то не вяжется с нашим сценарием. Тот, кто его сочиняет расставляет акценты не в тех ситуациях. Над тем, что хотелось бы мне "
Дни рядом с ним пролетели незаметно. Сопровождались несколькими значительными пререканиями с родителями, по поводу моего отсутствия дома. Приходилось проглатывать претензии и нападки, зная, что это продлится совсем недолго. Пару дней я вроде могла это выдержать, а после…хоть под замок до отъезда из дома.
Макс отбыл без изменений. По расписанию. Без лишних признаний и слёз с моей с стороны… Оказывается повторно всё действительно легче. Ведь, друзья не признаются друг другу в любви. Обходятся объятиями, вместо поцелуев. Без обещаний томиться в разлуке, желают " доброго пути" и прочих поверхностных напутствий. Друзья не требуют невозможного. Верности. Ожидания. Любви. Друзья не доставляют лишних проблем. Друзья… Раньше это слово было более мне по нраву, а теперь… Направленное на Макса, оно несёт в себе приговор. Мне. Ему. Моей жизни. Любви и свободе.
Сборы в институт заняли примерно с неделю. Перевод необходимых вещей в новое общежитие при Вузе осуществлялось непосредственно под началом и чутким контролем отца. Поверхностное знакомство с преподавательским составом носило официальный характер. В мою функцию входило молчаливое присутствие рядом и появление на лице сдержанных полуулыбок на озвучивание диферамбов в свою честь. Уважения во взгляде преподавателей, при этом не увеличивалось. Обращённого ко мне, естественно. На папу они смотрели учтиво. Здоровались и прощались за руку. И это двуличное лебезение мне предстояло наблюдать на протяжении ближайших пяти лет… Мрак, да и только.
Наконец- таки он уехал. Удостоверившись в " подходящей" компании " соседей по комнате, большинство из которых имели в запасе аналогичные медали и толстые стекла в очках, пугающих числовым значением диоптрий. Оставшаяся в меньшинстве тоже сходила за ровню, скромно приткнувшись в уголке комнаты, подобно испуганной серой мышке. На их фоне, пожалуй, именно я выглядела несоответствующе. Вульгарно. В белой рубашке, подчеркивающей талию и грудь и непозволительно короткой юбке, возвышающейся в паре сантиметров над коленом.
Проводив отца до двери в фойе первого этажа, ужасно захотелось самой выйти на воздух. Надышаться им вдоволь, вернувшись в камеру не ранее, чем охранник решит вечером запереть парадную дверь на замок. Звонок на мобильный застал меня на пороге. Будто сигнализация, сработавшая на браслете, реагирующей на пересечение территории не относящейся к Вузу.
— Привет, красотка, — прозвучал возле уха ранее слышимый мужской голос. — Когда я увижу на своем столе оригиналы твоих документов? Или Забелин промахнулся и эта экономическая муть тебе более по душе?
— Роман… — запинаюсь, пытаясь припомнить отчество, вылетевшее из памяти.
— Для тебя просто Рома, — протягивает с подхалимством. — Откуда мне забрать величайшее сокровище в жизни моего драгоценного друга?
— Не преувеличивайте, — возражаю несмело. Диктую адрес, равнодушно оглядывая возвышающееся напротив, главное здание института. Дополняя неуверенно:- Я не смогу забрать документы. Они в ректорате. Меня оформили по всем правилам и… Если я решусь на подобный финт, это непременно донесут отцу.