В погоне за счастьем
Шрифт:
— Что тебе нужно, Ру? — повторил Маркус.
— Мне нужен ты, — просто ответила Ру.
— Ясно. — Голос Маркуса звучал сухо.
— Да, надеюсь, что тебе ясно! — вспылила Ру. — Как ты говорил? Я хочу тебя везде: в постели, в душе, на деревенской лужайке, в огне и в воде, при свечах на кухне и в грязном мотеле, в одежде и без нее… Очень поэтично, как ты сам тогда заметил. Прекрасные слова, но позволь узнать: они хоть что-то значат, или это всего лишь прекрасные слова, которые ты просто сболтнул в подходящий
Маркус ничего не ответил, но Ру почувствовала его нетерпеливое движение.
— Ну, так что? — продолжила она. — То были просто слова, уместные для той обстановки и того момента? Если так, должна сказать тебе: это подло с твоей стороны!
— Нет, то были не пустые слова, — возразил Маркус. — Как ты могла подумать такое?
— Запросто смогла. Но если ты говорил искренне, то что же изменилось?
— Изменилась ситуация. Или нет… Скажем так: у меня было время оценить ситуацию и все вытекающие из нее последствия, особенно для тебя.
— О, большое тебе спасибо! Но, может, ты позволишь мне самой оценить ситуацию? Только объясни, в чем она заключается.
— Хватит с тебя неприятностей, Ру. Возвращайся домой и забудь обо всем.
Ру облизнула пересохшие губы, внезапно почувствовав, что ее жутко утомил этот разговор.
— Послушай, Маркус, мне вовсе не надо, чтобы ты занялся со мной любовью. Наверное, у тебя еще болит плечо, да и мысли твои явно заняты совсем другим. Но разве ты не можешь просто обнять меня? Ведь мы наконец-то лежим в настоящей постели. И, может, черт побери, ты все же объяснишь мне, что происходит?
Маркус снова пошевелился и вздохнул, Ру почувствовала, что он поднял руку. Она подвинулась и прижалась к нему, теперь они лежали рядом, соприкасаясь бедрами.
— А теперь давай спать, — сказал Маркус. — Поговорим утром, если ты так уж настаиваешь.
— Я не могу спать на спине.
— Повернись на бок.
Ру отвернулась, но Маркус тоже повернулся на бок. Ру услышала, как он снова вздохнул.
— Так удобно?
— Не совсем, — честно призналась Ру. — И не думаю, что смогу уснуть, пока не узнаю, какими своими действиями или словами я обидела тебя.
— Ты ничего такого не сделала и ничего не сказала.
— Может, в этом-то все и дело? Что я не заступилась за тебя перед Хоршемами? Не рассказала правду о тебе?
— А какую ты могла рассказать правду? — холодным тоном поинтересовался Маркус. — Ты ведь слишком мало знаешь меня.
— Я тебя хорошо знаю.
— Откуда? Вот Лайза Хоршем знает меня уже двадцать лет, с того момента, как вышла замуж за Фила. А сам Фил знает меня с пеленок. И если уж они поверили в ложь обо мне, то как ты могла изменить их мнение? Да и зачем тебе это? Кстати, ты же сама любила повторять, что совсем не знаешь меня.
— Но раньше тебя это не волновало, — напомнила Ру. —
— А наверное, должно было волновать. Возможно, ты была права с самого начала. Ты… да и Хоршемы… вы считаете, что знаете Джона лучше, чем меня, и отчасти смотрите на меня его глазами. Это неизбежно.
— Но Джон мало что рассказывал мне о тебе. Так, иногда упоминал.
— О Джон, спасибо тебе! А могу я спросить, что же он все-таки конкретно говорил обо мне?
Ру задумалась.
— Он… называл тебя сыном, говорил, что ты молодой разгильдяй… и еще очень ершистый. Это все. Но как только я познакомилась с тобой, то поняла, что он ввел меня в заблуждение.
— Хоршемы знают меня много лет, но они не считают, что их ввели в заблуждение.
— Мне очень жаль, Маркус, что все так получилось, и все же я не понимаю, куда ты клонишь.
— Ладно, давай все разложим по полочкам. Трое разных людей представили тебе три моих разных портрета, так?
— Нет, не так.
— Три разных портрета, — повторил Маркус. — Один представил тебе Джон, изобразив меня своим сыном. Другой — Хоршемы. Они изобразили меня бездельником, который тянет деньги из отчима и плюет на свои обязанности. Не сомневаюсь, что Лайза вытащила на свет древние сплетни о старом Пенмаррике и его подружках.
— Да, она говорила об этом.
— Ну, а третий портрет нарисовал я сам. Обычный парень, который в конце концов нашел девушку своей мечты и не может поверить в свою удачу. Так как я могу надеяться на то, что ты отдашь предпочтение этому, третьему портрету?
— Но есть еще и четвертый портрет, о котором ты не упомянул.
— О чем ты говоришь?
— Я имею в виду портрет, который нарисовала сама.
— Должно быть, он получился довольно забавным. Еще в твоем доме я пытался запугать тебя, а здесь, в этой гостинице, старался отбить тебя у Джона. Я навязал тебе свои поцелуи, хотя прекрасно понимал, что это идет вразрез с твоими представлениями о порядочности. А потом практически по моей вине машина свалилась в ущелье, и тебе пришлось пережить кошмар тех долгих дней. Наглый, беспечный тип, идиот, не думающий о последствиях. Не слишком привлекательный портрет, не так ли?
— Но это только одна часть портрета, — возразила Ру. — А как насчет поэта, храбреца, мужчины, который шутит перед угрозой наводнения? Это другая часть портрета. Есть еще мужчина, который лез вниз по склону за рацией, который бросился со скалы в воду, чтобы привлечь внимание людей, ехавших в тягаче. Мужчина, который, страдая от боли, сооружал мне постель из веток, тащил меня, когда я выбивалась из сил. Вот в этот портрет я верю больше всего. И значит он для меня гораздо больше, чем любые слова других людей.