В походах и боях
Шрифт:
– Як у сказки, - пошутил, показывая москвичу мост, Швыдкой.
– Махнул палицей - и готово!
– А вы раскройте товарищу Пархомчуку секрет, где взяли такую палицу.
– В народе, товарищ командующий. Наши саперы - народ знаменитый. Да в здешних деревнях почти каждый старик топором расписываться может... Попросил помочь. Они помогли.
Герои форсирования Днепра не забудут неоценимую помощь местных жителей. Потомственные рыбаки, бывшие матросы речных судов, лесосплавщики - все они отлично знали Днепр. С приходом наших войск они вернулись из лесов и болот в свои разрушенные деревни. На одной из площадок по ремонту лодок работало четверо стариков - братья Новгородские, когда-то служившие в речном флоте, и рыбаки Савельев, Станкевич, Волохин. Ритмичный перестук топоров.
– Хорошо поете, деды...
– На свободе, милый товарищ, всякая пташка песню заводит, - ответил коренастый седой Савельев.
– Перекурим, товарищи. Есть разговор.
Присели на бревнах. Плотники с удовольствием потянулись к пачке "Казбека". Савельев взял папиросу и негромко сказал:
– Москва!..
– Помолчал, потом спросил:-О чем будет разговор, товарищ командир?
Гидрометеорологическая служба снабжала войска очень скудными данными о водных рубежах. Приходилось при подготовке к форсированию пользоваться опытом старичков. Савельев охотно отвечал на все вопросы и дал много ценных сведений о характере реки на участках переправ. Они подтверждали выводы нашей инженерной разведки, позволили принять решение о длительности артиллерийской подготовки и произвести точный расчет времени на захват плацдармов.
Жители Радуля и других селений хорошо помогли нам и при самом форсировании - рыбаки сели за весла и перевозили за Днепр наших бойцов. Настоящие герои!
Вспоминаю одного из таких добровольных наших помощников, с которым познакомился в деревне Лопатня, где, как говорилось, размещался КП генерала Иванова. Звали его Павлом Абрамовичем, по фамилии Саенко. Он был уже старик и сильно прихрамывал. На вопрос, что с ногой, ответил, что старая рана, еще с первой мировой войны. Участвовал в Брусиловском прорыве. Саенко помог саперам собрать семь лодок, сделал к ним весла, отковал скобы для паромов. В ночь перед атакой старик вышел проводить бойцов. Люди несли к реке лодки, а он стоял у кусточков на краю торфяного луга в чистой рубахе, и па груди у него было четыре Георгиевских креста. Так старый русский солдат просто и ясно выразил ощущение праздника, овладевшее им в канун броска наших войск через Днепр...
Мы постояли рядом, и знаете, вдруг в памяти мелькнули дни военной молодости - тогда, в шестнадцатом году, учителями моими были вот такие же, как этот русский солдат, бородачи.
Павел Абрамович Саенко стоял рядом, глядя вслед уходившим к Днепру бойцам, и на его лице было выражение спокойствия и удовлетворения. Посмотрел я еще раз на его чистую заплатанную рубашку со старинными наградами и от души обнял ветерана.
Южная окраина Каменки подходила к безымянной высотке, возвышавшейся метров на двенадцать над окружающей местностью. До берега рукой подать - через луг метров триста. Роща, уже по-осеннему прозрачная, все же служила приличной маскировкой блиндажей армейского командно-наблюдательного пункта. На высоте было тесновато, поскольку здесь же были оборудованы КП дивизии Фроленкова и командиров ее полков. Но, как говорится, в тесноте, да не в обиде. Непосредственная близость армейского пункта управления к наступающим частям дает многое - большую организацию, большую способность всего армейского организма к маневру наличными средствами и, если хотите, более высокий уровень наступательного порыва.
Ночами на высотке можно было застать разве что начальника штаба. Все остальные - в частях - на озерах, где учатся, в лесах, где строят переправочные средства, на берегу, где идет разведка реки и вражеской обороны, готовятся укрытия для людей и лодок и т. д. Не только командарм и член Военного совета, но и все руководящие работники управления побывали на партийных и комсомольских собраниях в батальонах первого эшелона. Помогли солдатам своим партийно-политическим опытом я сами напитались возвышенным настроением масс. Горбин был в 406-й дивизии. Докладывал: комсомольцам, идущим в первые рейсы, торжественно вручены красные флаги с надписью: "За нашу Советскую Родину!" Товарищ я веред всем батальоном поклялись водрузить их на том берегу. Липис вернулся из 118-го артиллерийского полка полковника В. Л. Болдасова, который был выделен
– Командир второй батареи лейтенант Бутылкин отлично ладит с комбатом Кулешовым. Он переправляется первым рейсом. Провели совместный митинг. Между прочим, выступал подполковник Сидоров, замполит полка. Как его слушали!.. Завидую людям, у которых слово, как огонь, зажигает... Сидоров тоже идет с первым десантом. Вот кому счастье!.."
Нашему оператору хотелось, видно, опять удрать с десантниками. Но для коммуниста счастье - быть не там, где он хочет, а там, где он нужен. Подобное понимание требует, конечно, дисциплины чувств и сознания, чего подчас Липису недоставало. Присутствовавший на беседе новый начальник политотдела армии полковник Хабиб Ганиев понимающе улыбнулся оператору. Он тоже был из породы романтиков, и личная храбрость у него доходила до безрассудства.
– ...Александр Васильевич Сидоров там будет на месте, он опытный десантник, я его видел при форсировании Сева, - сказал Ганиев.
– Но меня тревожит состав десантного батальона сто двадцатого полка. Я сейчас ид шестьдесят девятой. Кузовков мудрит...
– В чем?
– Он включил штрафную роту в состав батальона и поставил на главном направлении форсирования.
– А может, это неплохо?
– сказал Радецкий.
– Как с такими людьми можно рассчитывать на успех?
– горячо воскликнул Ганиев.
– Кто в штрафной роте? Разве это бойцы!..
Среди штрафников было много окруженцев, кто в первые дни войны не пробился к своим, а осел в деревнях на оккупированной врагом территории. Они были виноваты. Но мы не могли отказываться от них. Прежде всего, дивизии крайне нуждались в пополнении, так как в боях на Севе, Десне и сожских плацдармах понесли потери и теперь имели едва половину штатной численности. Готовясь к броску через Днепр, армия наконец получила 2 тысячи солдат за счет местной мобилизации. Прибыли и новые штрафные роты. Вопрос был в том, сумеем ли мы поднять их и поставить на ноги. Установка Ганиева говорила "нет". Несомненно, он по горячности ошибался.
– Штрафники могут стать неплохими солдатами, если к ним подойти по-человечески, - говорил Ганиеву Николай Антонович.
Звонок Кузовкову:
– Как вы намерены использовать штрафную роту, Иван Александрович?
– Товарищ командующий, рота маршевая, в ней пятьсот человек. Если ничего не предпринять, это будет неуправляемое подразделение и понесет большие потери. Полагаю целесообразным направить весь рядовой состав стрелковых рот второго батальона сто двадцатого полка на пополнение других подразделений полка, а в этот батальон целиком передать штрафников. Без изменений оставлю только пулеметную и минометную роты. Это будет полнокровный батальон, с надежным командным составом - от комбата до сержантов. В нем останутся и все коммунисты из солдат.
– Не опасаетесь? Не подведут штрафники?
– Людям надо же верить, - сказал комдив.
– Я разговаривал с ними. Убедился, что понимают свою вину перед Родиной. Будут драться. Я им на митинге обещал, что буду ходатайствовать за них перед Военным советом армии, как только выполнят задачу в роли передового батальона. И коммунисты с ними работают.
В голосе Кузовкова звучала убежденность. Он был скор на самостоятельные решения и не стеснялся отстаивать их. Это, кстати сказать, было одной из причин размолвки с комкором Ивановым, который в самостоятельности мышления комдива 69-й видел лишь строптивость характера.
– Хорошо. Пусть будет по-вашему. Но предупреждаю - основательно поработайте с каждым человеком... Загляну и проверю...
Заглянуть в 69-ю удалось лишь накануне форсирования. По данным штаба корпуса, НП дивизии значился в радульской церкви. Но комдив, встретивший меня на окраине Радуля, повел по подготовленным траншеям в сарай на берегу левее церкви.
– Меня хотели в церковь посадить, - докладывал Кузовков.
– Не пошел. Это же мишень для прямой наводки. Немцы уже сейчас пристреливают по ней свои орудия, а что будет во время боя? Если жив останешься, то управление все равно потеряешь.