В поисках Дерева-Метлы. Короткие мысли отшельника из Соломенной сторожки
Шрифт:
14 января
НЮХАТЬ И ЛИЗАТЬ
Вчера написал про загадочную японскую еду, которую мне подарили. Елена Герчук справедливо спросила, уверен ли я, что это предназначено для того, чтобы есть? Да, у меня почти стопроцентная уверенность в этом. Полной уверенности у меня вообще ни в чём нет. Но вспомнил историю, рассказанную когда-то коллекционером и архивариусом неофициального искусства Леонидом Прохоровичем Талочкиным.
Ему давным-давно, может, ещё во времена Великой Дружбы, какой-то знакомый китаец подарил бутылку чего-то и сказал, что это самый драгоценный китайский напиток, какой был придуман за всю историю Поднебесной. Лёня поблагодарил, а когда китаец ушёл, раскупорил бутылку – из неё раздалось чудовищное зловоние. Он её срочно закупорил и поставил на полку. Любовался золотыми хризантемами и иероглифами на этикетке. А потом, через
А потом, ещё через год, зашёл к нему какой-то синолог. Посмотрел на бутылку и сообщил: «Как же, в старые времена этот ликёр позволялся только высшим мандаринам, а теперь – только членам ЦК КПК. Я читал, что пить это нельзя. Надо капнуть несколько капель на дощечку из сандалового дерева, помахать веером, а когда зловоние уйдёт, лизнуть. У вас сандаловой дощечки не найдётся?» Откуда у Талочкина могла быть сандаловая дощечка?
ХИРУРГ И ПЕРЕПЕЛА – 1984
Почему-то многие удивляются тому, что Хирург Залдостанов выступил на Гайдаровском форуме и рассказал там о Парке Победы в Севастополе [7] . Ума не приложу, что же в этом странного? Это совершенно в духе торжества российского постмодернизма. Наоборот, было бы странно, не выступи там Залдостанов. Триумф российского постмодернизма, впрочем, зрел задолго до Гайдаровского форума и Хирурга. В подтверждение этому расскажу такую историю.
7
Александр Залдостанов (Хирург), лидер клуба байкеров «Ночные волки», выступил на форуме с предложением сделать из парка новый «Артек».
9 февраля 1984, днём, ко мне приехал в гости друг, доктор по образованию, и принёс с собой три бутылки портвейна «Таврида». А у меня в холодильнике шаром покати, закусывать этот крымский напиток нечем. Мы пошли на поиски еды. В соседнем магазине на углу ул. Дм. Ульянова и Ленинского проспекта – пусто. Даже пельменей нет, один сыр «Атлант», ничем не отличающийся от того, что теперь благодаря автосанкциям делают из вьетнамского пальмового масла, и пахнущие продрогшей дворнягой сосиски «Молочные» в полиэтиленовых гандонах. Идём выше по Ленинскому проспекту, морозно и сыро, заходим в следующие «Продукты». Там – как в моём холодильнике. Топаем в магазин «Дары леса» (или он назывался «Дары природы»?) почти на углу Ломоносовского проспекта. Там так же. Но на одном из прилавков стынет куча перепелов. Коля говорит: «Во! Перепелов будем есть! К “Ставриде” очень хорошо. Жалко, ананасами не торгуют». Я с сомнением спрашиваю, знает ли он, как готовить перепелов? «Разберёмся».
Возвращаемся домой. Коля говорит: «Опалить их надо». Опаливаем перепелов на газовой плите, квартира наполняется запахом горелых перьев. «А теперь, я думаю, их надо облить кипятком и ощипать». Обливаем, ощипываем, вся квартирка оказывается засыпанной перьями, а на тарелке – кучка грустных маленьких тушек, из которых торчат остатки перьев. «У тебя большая сковорода есть». Нет, говорю, только маленькая, и кастрюля. «Значит, варить будем». Варим. Обсасываем крошечные косточки, запиваем «Тавридой». Хорошо, что у меня был хлеб. Включаем телевизор, а там «Танец маленьких лебедей» – помер последний модернист СССР Юрий Андропов.
15 января
ЧИБИСЫ
В 82-м на меня свалился из издательства «Искусство» роскошный заказ – сделать иллюстрации к сборнику пьес Мишеля де Гельдероде. Этот бельгиец очень неплохой писатель, и благодаря ему я всерьёз заинтересовался католическим богословием.
Картинки я сделал. Сейчас гляжу – по-моему, плохонькие, да и напечатаны они Калининским полиграфкомбинатом отвратительно [8] . Но, как выяснилось через много лет, я за них заслужил почётную грамоту Королевского министерства культуры за культурную связь между Бельгийским королевством и СССР. В руках я её никогда не держал.
8
Гельдерод
Делал я картинки в Изборске. В Москве мне уже тогда было тошно, вот и отправился в Изборск. Час ходил по этому «посёлку городского типа», когда-то одному из древнейших городов того, что позже стало Россией, спрашивал, не сдаст ли кто-то жильё. Хозяева дичились: Изборск – это не Крым. В конце концов на самом краю Изборска удивлённые Эдик и Надя мне сдали половину избы. Они мне каждое утро приносили бутылку козьего молока, делились со мной картошкой и вообще всячески старались меня подкормить. Я там провёл месяц. Каждый вечер, сделав очередную картинку, шёл в сельпо и покупал бутылку латышского Abolu pusaldais, «Яблочного полусладкого», – больше там ничем не торговали – и шёл на носик мыса, и усаживался рядом с Труворовым крестом. Пил пахнувшее подгнившими яблоками пойло, любовался закатом над озером и тем, как кувыркались в небе, трубя чёрно-белыми крыльями, чибисы.
16 января
СОН В ЛЕТНЮЮ НОЧЬ
Ничего сегодня не сделал, только добрался, увязая в снежной каше, в бухгалтерию МОСХа [9] в Старосадский, чтобы заплатить за мастерскую. Заплатил, но это заняло больше времени, чем обычно: передо мной платила пожилая художница. Она в основном не платила, а рассказывала окружающим про то, как, когда Крым ещё был СССР, она там под Бахчисараем купила хатку, потом её пыталась из хатки выгнать татарская бандера, а теперь какой-то русский граф купил бугор рядом с её домом, построил там домище, который застит вид на Ай-Петри, и проложил дорогу мимо её хатки. Ездит туда-обратно, аж в глазах мельтешит, живописью невозможно заниматься. Действительно, жизненная трагедия.
9
Московская организация союза художников (в настоящий момент – Московский союз художников, МСХ).
Зашёл в чудесный особнячок, где контора МОСХа, в туалет. Я хоть и не член МОСХа, но по нужде-то в художнический туалет имею право? Я же какой-никакой, но тоже художник?
Хотя какой я художник? Никакой. Я в этом убедился, после туалета зайдя в выставочный зал, где когда-то, во времена государя Николая Павловича, танцевали мазурку и вольнодумный вальс. Сейчас там выставка художника, имя которого я не запомнил, и это даже хорошо. Потому что безымянные художники бывают большими гениями, чем всякие Дюшаны и Рафаэли. Выставка называется «Сон в летнюю ночь». Там – дюжины две настоящих русских пейзажей (дневных), сделанных по всем правилам поздненького мягонького советского постимпрессионизма, со всеми валёрами фузы, серебристости, с виртуозным использованием палитры. Как там белила сочетаются с окисью хрома, а изумрудка – с краплаком! Меня этому десять лет учили-учили, но я, бездарь, так и не научился.
Была у меня несколько лет назад совместная выставка с Борисом Матросовым, «Скромный русский пейзаж». Эх, Боря, какой у нас русский пейзаж? Говно мы, а не русские пейзажисты. Даже и пробовать не надо. Поэтому завтра поеду в «Передвижник» за холстом, атлантической чёрной краской Payne's Gray, титановыми белилами и золотыми маркерами Molotow. Нарисую пейзаж с морем, хаткой и кипарисом Une nuite dor'ee d'antan [10] .
10
Золотая ночь прошлых лет (фр.).
17 января
ГОРА МЕРЮ
А вот история.
Году в 89-м покойный муж Оли Свибловой Олливье Моран меня спросил, не хочу ли я несколько месяцев провести в Мерю? Про Мерю я до того ничего не слышал. Это городишко в Пикардии, в ста с чем-то километрах от Парижа, бывшая европейская столица пуговичной перламутровой индустрии. Когда пришла эра пластмассы, Мерю разорился.
Олливье занимался недвижимостью и договорился с мэром Мерю, что пока не найдутся инвесторы, в здании пуговичной фабрики смогут пожить и поработать художники. Постоянного жилья и мастерской в Париже у меня не было, так что я радостно, прихватив кота Петьку, отправился в Мерю.